Здравствуй, моя мёртвая мамочка

Меня он тоже всегда и перед всеми оправдывал и чрезмерно жалел. Иногда от этой жалости хотелось отмыться. Ну я что – такая жалкая? Я же вон умная, сильная, симпатичная! Но уж точно не жалкая! Ну и что, что несчастная, не страшно. Как будто так много счастливых людей на свете?

Сложнее всего подымать тему смерти моей матери с её собственной мамой – второй бабушкой. Потерять мать – больно. Но иногда мне кажется, что потерять свою молодую дочь, свою любимую девочку – ещё больнее. Удивительно страшно получается – одна смерть принесла так много страданий стольким людям…

Бабушка показывала мне письма матери 1998-го, 1999-го и 2000-го года. В них мама называет меня «Леруша» и рассказывает, какие успехи я делаю в садике. «Леруша уже умеет считать до десяти, читает по слогам, и воспитатели её очень любят и хвалят. Она такая добрая и умная девочка». В этих словах столько любви. Столько нежности. Ну как, как ты могла меня оставить?! В душе не знаю. До сих пор не знаю.

Бабушка так и не оправилась от смерти своей дочери. А я?

Оправилась ли я от смерти своей матери? Я не знаю. Да и в общем, у одного явления всегда несколько причин. Например, моё странное состояние неопределённости – быть или не быть, а если быть, то кем, как и с кем? Что делать??? Вопрос, достойный Чернышевского.

Я уверена, что моё странное состояние результат нескольких причин. Вот как устраню эти причины, как заживу счастливой жизнью, вот это будет номер! Надеюсь, не смертельный, как у моей мамочки.

В день, когда мамины коллеги по самому древнему ремеслу пришли к нам домой и сообщили о её смерти, в тот день бабушка находилась в Москве, в командировке. Дома был один папа. А мы с дедулей топали с разбивки перед пятым классом.

Тот день мог стать одним из самых счастливых дней моей жизни – я познакомилась с женщиной, которая следующие 7 лет, как могла, компенсировала мне отсутствие домашней женской любви и тепла.

Моя классная руководительница замечала каждое изменение в настроении, слёзы в моих глазах после домашних скандалов или очередной любви, разбившей моё и без того разбитое юное сердце. Она оставляла меня после уроков, чтобы я просто могла поплакать. Она меня обнимала и говорила, что я замечательная девочка и что всё у меня будет хорошо, что я создана для любви и быть счастливой. Верю, Ирина Петровна. До сих пор верю в это.

В тот позднеавгустовский день я обрела свою первую «символическую» «школьную» маму. А родившую меня, настоящую, реальную маму я навсегда потеряла. Я потеряла её за пять лет до. Но в моей детской фантазии всплывали, особенно перед сном, добрые картинки, где она возвращается домой и говорит, что всегда меня любила и помнила обо мне. А теперь мне даже мечтать об этом стало невозможно. Ни разговора, ни случайной встречи, ни признания в большой материнской любви. Она покончила с собой в возрасте тридцати лет в день рождения моего отца. Какая злая шутка. Жизнь – это шутка и я смеюсь, хотя на самом деле юмора не понял.14

Мне уже почти тридцать. И, приближаясь к этому возрасту, я всё сильнее боюсь. Я боюсь сорваться в эту пропасть, из которой нет выхода. Я убеждаю себя почти каждый день, что пока я жива – всё можно изменить. Всего достигнуть. И что в моей судьбе непременно ещё будут красивые и удивительные повороты. А что если нет? Как трудно быть вечно сомневающимся человеком!

Вот, например, до того трагичного августа я мечтала о встрече с мамой. А потом она умерла. И нет, и не будет этой встречи уже никогда. А потом я начала мечтать о большой светлой любви. Только вот сталось так, что все мои любови были большие, но тёмные и мрачные, как в фильмах Ларса фон Триера или Гаспара Ноэ. И каждая новая любовь приносила мне тонны давящей боли, разъедающей до основания и почти убивающей.

Я почти научилась перестать мечтать о ней – этой мифической счастливой долготерпящей милосердной не требующей ничего взамен переносящей всё любви.15 Но как жить без мечты? И как жить без любви?

Никак.

О маме я уже давно не мечтаю, о любви стараюсь, хотя иногда не выходит. Но теперь я мечтаю о счастье и о достатке. Ни таком достатке, чтобы luxury life.16 Об обычном человеческом достатке. Жизни не взаймы, а просто свободной жизни, в которой не экономишь на базовых потребностях.

Мои базовые потребности – своя квартира, вкусная еда, возможность путешествовать хотя бы четыре раз в год, гардеробная и подлинный парфюм на туалетном столике, такси вместо общественного транспорта. Разве я многого хочу? Мне кажется, что нет. Но и этого у меня нет! А вдруг и не будет? Что тогда? Ни матери, ни любви, ни счастья, ни достатка? Я реально, как героиня песни Nina Simone «Ain’t Got No, I Got Life». У меня нет дома, у меня нет парня, нет работы, нет кота, нет регулярного секса. У меня есть просто МОЯ ЖИЗНЬ.