Здравствуй, Шура!

«Был на почте, писем нет. Идет дождь. Был у врача – он дал направление на комиссию по поводу диетпитания на май. Хоть бы дали, а то вчера съел рассольник и сегодня мешки под глазами, и голова болит. Паршивая болезнь – почки. С нашей службой что-то должно измениться, тогда напишу. Хожу в туфлях и галошах, ботинки берегу. Позавчера была такая буря, что в Управлении снесло крышу со стропилами, но никого не убило. Я таких ветров еще не видел. Целую вас всех. Привет колхозникам».

В открытке я пишу о буре, сорвавшей крышу. Да, зрелище, которое мы наблюдали утром, напоминало последствия вражеского авианалета или артобстрела, и не верилось, что это работа ветра. Точно легкий ковер крыша была сорвана, перенесена им и валялась за дорогой в нескольких метрах от здания.

29.04.1943

Кончался апрель, и пора было думать о посеве. Заместитель начальника Лаврищев Иван Филиппович был одинок, тоже жил в общежитии и был склонен заняться огородничеством, как и я. Естественно, я держался в этом деле связи с ним, как с лицом авторитетными и знакомым с правилами огородничества.

Записка Лаврищева:

«Товарищ Лопарев. Убедительно прошу указать товарищу Морозу, где можно посадить картофель. Я сам лично не могу прийти – болен сердцем, врач запретил».

01.05.1943

Мой брат Шура в Уфе пишет письмо моей дочке:

«Здравствуй, дорогая племянница Верочка! Прежде всего, хоть и поздно, поздравляю тебя с 1 Мая, желаю наилучших успехов в учебе и жизни. Сегодня 1 мая, и я пишу тебе, находясь в санчасти. После сильной боли стало лучше. Третий день держится нормальная температура, и чувствую себя хорошо. Болезнь признали малярией, сильно она меня потрепала. Так что 1 мая проходит обычным днем, как и праздники 8 марта и 23 февраля. Совершенно ничем не отметил. Как встретили вы 1 Мая? Давали вам что в день праздника? Ну, ничего, дорогая Верочка, все еще впереди. Кончится война – это будет самый большой праздник. Если останемся живы, то соберемся вместе за одним столом. Учиться я закончил. Сейчас сдают госэкзамены, но я вчера не сдавал, ибо еще нахожусь в изоляторе. Как будет дальше – не знаю. Придется сдавать после выздоровления. Куда пошлют после окончания, пока неизвестно. Потом сообщу отдельно. А пока до скорого счастливого свидания. Помогай маме и смотри за своим братиком Бориком. Как пишет Саша про свое здоровье? Я получил от него только одно письмо. Привет маме, Борику, бабушке и Вере. Целую вас всех крепко. Твой дядя Шура. Не забывай, пиши».

Я в этот день пишу жене Шуре:

«С праздником, мои дорогие! Шура, почему не пишешь? Твою открытку получил 25 апреля, и после нее ничего нет. И сегодня был на почте – тоже ничего. Сегодня тепло, даже жарко. Карточку на май на хлеб дали по 500 граммов в день. На диетпитание на май тоже дали карточку. Премировали из Москвы за хорошую работу по отчетности деньгами – 500 рублей. Послезавтра пошлю тебе 300 рублей, а двести оставлю, может что куплю. Вот беда, ничего нельзя купить из круп и муки. Знаю, что тяжело вам, бедным, и недоедаете вы, а помочь вам, кроме этих грошей, что высылаю, не могу ничем. Хотел пройти по городу, да ноги побаливают, поверчусь около общежития. Целую всех. Пиши».

02.05.1943

Жена Шура пишет мне длинное письмо:

«…Идет дождь. Вера в школе. С Бориком напилили дров. Прилегла, болит голова. Сварю детям суп, кое-что подлатаю. Плохо у тебя с обмундированием, нужно было тебе взять у меня пиджак (я его не продала) и шинель тоже. Приедешь – заберешь их, да и сандалии тоже. Наверное, ты смешной стриженный. Отрасти и приезжай с волосами. Деньги, два раза по 200 рублей, я получила. Деньги за бюллетень мне не шли, тебе нужно поддержать себя. Дрова, когда подсохнет, перевезу – возчик из деревни, где Вера живет, обещал. Но не знаю, куда везти. Хозяйка сказала, что после 15 мая выбросит все мое на улицу. Сама не знаю, что делать, квартиры трудно найти и дорогие – 200 рублей, мне такая квартира не под силу. Последнее время мне хозяйка жить не дает, за все придирается. Как-то пришла я с работы, дети голодные плачут. Сварила, накормила. Вера с Бориком затеяли ссору из-за ручки, обоим приспичило писать. Я ручку от Веры забрала, она стала ругаться со мной. Я замахнулась и чуть только ее задела, она стала плакать. Тут выбегают хозяйки: молодая и старая, и давай меня всяко ругать за то, что я до смерти избиваю детей. Вызвали десятидворницу, та спросила у детей, била ли я их сейчас, дети ответили, что нет. Хозяйка говорит: «Пойду жаловаться на тебя в Райсовет и в милицию». Я хозяйке сказала: «Вы хотите меня выселить и потому придираетесь». Но мало того, что выселяют с квартиры, так Вася еще не хочет, чтобы я ходила в деревню: «Нечего тебе там делать, ты нашу жизнь разбиваешь». Я ему ответила: «Я вашу жизнь не разбиваю, живите себе на здоровье». А в деревню ходила и ходить буду. Вот такие у меня дела».

Далее пишет, что перспектива еще зиму жить одной ее не радует. А перейти даже из цеха в цех трудно, хотя еще не просила.