Здравствуйте, Эмиль Золя!

Тем временем дрейфусары завербовали еще двух человек, участие которых совершенно изменит ход Дела. Золя пишет Шереру-Кестнеру: «Ваше поведение, столь невозмутимое среди потока угроз и самых гнусных оскорблений, восхищает меня. Вы ведете благородную борьбу за истину, единственно достойную и великую борьбу!»

Однажды ноябрьским вечером, на первом обеде памяти Бальзака, Альфонс Доде, Поль Бурже, Баррес и Анатоль Франс беседуют о литературе. Разговор переходит на Дело Дрейфуса.

Альфонс Доде очень устал, дни его уже сочтены. Вера Золя по-прежнему удивляет этого скептика, который писал автору «Рима»: «Я, например, покинул аббата Фромана в преддверии его мечты о единой родине, о всеобщем братстве. Все эти вещи мне не под силу. А Вы, друг мой, сумеете подняться до этих высот?» Угнетенный Доде шепчет:

— Ох, не нужно больше писать об этом. Не нужно, потому что это наносит вред государству.

— Я не согласен с вами, Доде, — резко возражает Золя. — Ложь наносит вред. А когда истина близка, ничто ее не остановит.

Второй завербованный — Клемансо, настоящий ярый антидрейфусар, который еще несколько месяцев назад рвал и метал: «Что они морочат нам голову своим евреем!» Но через некоторое время он вместе с Эрнестом Воганом обновил редакционный состав «Орор», введя в него Юрбена Гойе, Люсьена Декава, Мирбо, Бернара Лазара, Стейнлена, и вскоре попросил одного человека, которого знал со времени их общего дебюта в «Травай» тридцать лет назад, присоединиться к ним. Это был Золя.

В общей неразберихе господин фон Шварцкоппен, подчиняясь традиции, требующей, чтобы военный атташе уходил с поста после провала одного из своих агентов, был назначен командиром 2-го гвардейского гренадерского полка в Берлине и незаметно убрался из Парижа.

Глава третья

Золя о Дрейфусе. — Эстергази — аристократ-хищник. — «Дрыгалка». — Три статьи в «Фигаро» в декабре 1897 года. — «Молодежь, молодежь!»

— Похороны Альфонса Доде. — «Письмо к Франции» 7 января 1898 года, — Эстергази оправдан. — Военный совет в «Орор».

— Золя читает свое «Письмо к президенту Республики».

Дрейфус или Эстергази? Но что до них Эмилю Золя, которому трудно было понять военных? Писатель набрасывает заметки о Дрейфусе:

«Он весь пропитан патриотизмом (национализмом). Жаждет реванша. Хочет, чтоб ему простили его национальность. Неблагодарная внешность. Мелкие, неприятные черты лица. Хилое сложение. Слабый, надтреснутый голос. Прямолинеен и не пользовался большим авторитетом. Прекрасный офицер, преисполненный чувства долга, несколько слабохарактерный, проникнут чрезмерным уважением к дисциплине, потому что он — беспокойный еврей. Свято блюдет уставы, придает слишком большое значение букве закона — и все для того, чтобы не оказаться на плохом счету у начальства. Гордится офицерским чином».

Это поразительно меткая характеристика. Но Золя огорчен, ему вспоминается фраза, сказанная Барресом на бальзаковском обеде: «Я не могу ратовать за человека, если он лишен душевного величия». Такая точка зрения претит Золя, но он слишком хорошо знает, что в этом есть доля истины.

С каким интересом он переносит свой взор на Эстергази. В его внешности и в его имени столько «экзотики»! Затянутый в мундир, отделанный на воротнике, обшлагах и рукавах каракулем, подчеркивающим блеск четырех причудливо переплетенных на плечах золотых галунов, этот офицер 74-го пехотного полка сохранил что-то от наемного солдата Центральной Европы: тонкие приоткрытые губы, крошечная родинка на тяжелом подбородке, черные кустистые брови, сведенные короткими, глубокими морщинами, асимметричные глаза, жесткий, пристальный взгляд, нос, нависший, как ястребиный клюв, над огромными, закрученными вверх усами. Золя угадывает в нем какое-то беспокойство, порывистость, что-то хищное: перед ним неустойчивая, мятущаяся личность, жуир, невропат. За внешностью хищника таится бездонная печаль.