Предмет скромной гордости молодого человека, обвитый хищной латунной змейкой в синей тряпочке сделал бы бешеную карьеру любому современному художнику-авангардисту. Но почитателей авангардизма в отдельно взятой малосемейке на окраине сибирского мегаполиса было не найти. Потому пришлось везти автора на гастроли в ближайшую «травму». Там веселые травматологи ему с ходу пообещали переход в иудаизм (ну тут все понятно!) и моноорхизм (однояйцевость) (не путать с монархизмом! – вариантом государственного устройства). Пациент взбледнул еще пару раз, не оценив тонкости беззлобных врачебных шуток.
Диагноз в карте вызова: «ущемленное самолюбие и покоцаное мужское достоинство» не прокатил. Заставили переписать и погрозили сурово пальцем-сарделькой из-за стекла «аквариума»-диспетчерской. Проникся, осознал, отбыл на следующий вызов.
На Станции, в гараже, от своей машины брела бригада взрослых «шоков». Нет, не так.
Халаты, да и остальная одежда, стояли колом от крови и других биологических жидкостей. На лицах фарфоровые маски отрешенности и познанного дзена. Глаза продолжали смотреть
41
По стене ползла муха. Грамотно ползла. Вниз головой. Кверху жопой. Все у нее было как у правильных мух. Лапы, крылья, наглый вид. Только одно качество у нее отличалось от всех остальных мух – беспредельное везенье. Потому как поднять руку и грохнуть в брызги ее мушинную карьеру не позволяло утомление. Глаза еще как-то куда-то глядели и мозги требовали хоррора и экшена, но муха интуитивно выбрала правильную тропу. И вела мои глаза все ниже, ниже, ниже в левый угол. Туда, где зрение мне перекрывала застираная наволочка сплющенной подушки в комнате отдыха на Станции. Еще пара дерзких шагов и все! На мне уже можно было справлять мухину свадьбу. Я спал. Целых тридцать минут абсолютного покоя. Драгоценность такого сна невозможно переоценить.
Что такое «спать на ходу» я усвоил на опыте дежурств. «Карусель» – это когда на Станции ты оказываешься только для того, чтобы поменять шприцы, пополнить сундук с лекарствами и скинуть карточки вызовов. В начале было даже забавно. Любопытно. Хотелось определить границы своих возможностей. Потом чушь выветрилась и остались чудеса изворотливости и адаптации. Причем речь шла не об аттракционах для приколов, а натренированной способности восстанавливать работоспособность за мизерное время. Со временем конечно утомление накапливалось и оглушало. И уже не помогали ни ударные дозы чая-кофе, ни умывание ледяной водой или растирание лица снегом. Но это когда еще случиться, а пока…
В начале было слово и слово было: «Ааааааллллё!»
Некий теплокровный организм, притворившись человеком, испытал биологическую потребность в спиртах, жирах и углеводах. Да и полез добывать искомое нездоровое питание ночью в закрытый ларек. И все было бы хорошо и успешно, но отжатая доской крыша в неподходящий момент упала на свое место. Хитроумный взломщик повис внутри ларька жадным ртом и на улицу невинным по сути, но всегда за все ответственным седалищем.
Дивный натюрморт обнаружили ранние прохожие и позвали зрителей – милицию и скорую. Коллеги в синем заценили картину и пожелали оценки всепогодных экспертов на идиотизм. Хотелось гарантий, что суровые и грубые работники правопорядка не нарушат тонкий душевный мир злоумышленника своими прямолинейными вопросами и намеками.
– Мда, висение в течении нескольких часов пузом на ребре тонкой доски, здоровья не добавляет. Ничего полезного не прищемил, альпинист? – Ответом мне было мрачное молчание…
– Вам понятен мой, как бы намекающий вопрос? – И снова невнятное похрюкивание.
Общими усилиями приподняли крышу и вынули страдальца. Не пациент, а подарок молодому диссертанту! Можно написать основательный трактат на тему резервных возможностей человека в экстремальных условиях. Пациент, ну скажем так – клиент не проявил
Ну как так, а?! Глубоко положительный персонаж способен себе челюсть зубной щеткой сломать, инфаркт на горшке получить, об собственного кота руку вывихнуть, несвежей петрушкой отравиться, а тут?!
Скалолаз сидел на лавочке и опасливо изучал налитыми кровью и алкоголем глазками пути отхода в нирвану.
Скорой тут делать было нечего. Неопределенный артикль «мля!», конечно, помогал описать ситуацию в карте вызова, но был малоинформативен и грозил репрессиями со стороны начальства. Начальство любило использовать такие семантические коды само, а сотрудников заставляло корчится в поисках соответствий в великом и могучем русском языке.
Захотелось освоить японскую форму стихосложения и писать в картах вызова что-то типа: