Zeckendorf

В одной из статей журнала Life обо мне говорилось: "У него было совершенно ничем не примечательное детство". Это довольно точно, но мое детство было еще и очень приятным. Мой отец, Артур Зекендорф, покинул Аризону еще в юности. Он женился на Берте Розенфилд, которая происходила из семьи первых поселенцев Детройта, а я родился в Париже, штат Иллинойс, где отец некоторое время занимался скобяным бизнесом. Вскоре после этого отец занялся производством обуви на Лонг-Айленде, где в конце концов стал вице-президентом и совладельцем компании Jacobs & Sons, одного из первых массовых производителей обуви для новых фирм, торгующих по почте. Мы жили в полусельском городке Сидархерст, где мы, дети, играли в ковбоев и индейцев на полях, где сейчас пролегают супермагистрали, супермаркеты и ряд за рядом пригородные дома. Больше всего мне запомнились долгие прогулки по полям в компании моего пса Микки. У меня было много друзей, но я был и немного одиночкой. К восьми или девяти годам я обнаружил, что, если буду вести себя хорошо, меня могут выгнать из воскресной школы на выходные и провести весь день на рыбалке. Отец, выросший в саманном доме в Тусоне, не сильно расстроился из-за того, что в его сыне проявились черты Гека Финна. Он был культурным, спокойным и добродушным человеком, не верившим в жесткий авторитарный контроль, а я был его единственным сыном. Моя сестра Энн, на пять лет младше меня, была еще более своенравной (по крайней мере, я помню, что она выигрывала большинство сражений в доме). Ни один из нас не был тем, кого можно назвать подавленным ребенком. Мать, которая была одной из четырнадцати детей, возможно, ругала нас чуть больше, чем отец, но она также позволяла нам расти по-своему, в то же время не давая нам забыть о том, что мы являемся частью не только своей ближайшей семьи, но и всей семьи в целом.

Мы все еще жили на Лонг-Айленде, когда Америка вступила в Первую мировую войну, и для нас, детей, да и для большинства взрослых, война означала новый вид возбуждения и гламура. Мы посещали все парады в близлежащих тренировочных лагерях Лонг-Айленда. Солдаты и офицеры, включая лихих молодых авиаторов с аэродрома Флойд Беннетт Филд, регулярно приходили к нам в дом на ужин. Однако этот домашний шик был недолгим, потому что мать, которая всегда мечтала жить в Нью-Йорке, наконец добилась своего. В 1917 году, когда мне было двенадцать, мы переехали в просторную квартиру в Даррлтоне на углу Семьдесят первой улицы и Бродвея. Это был район города, куда в то время переезжали многие обеспеченные еврейские семьи. Квартиры были новыми, и в каждом квартале находились булочная, кондитерская и модные деликатесы. Плотность населения была высокой, но, по крайней мере по нынешним нью-йоркским меркам, удивительное количество людей знали друг друга. В еврейский Новый год было принято, чтобы джентльмены и их дамы в мехах ходили вверх и вниз по Бродвею, приветствуя своих друзей.

В то время в Нью-Йорке все еще существовала одна из лучших систем государственных школ в стране. Я был зачислен в местную школу, и в первый же день моего пребывания там произошло нечто, что преподало мне очень важный урок. Это была классическая ситуация новичка: меня дразнили и издевались, и издевательства продолжались почти весь день. Наконец я повернулся к самому большому из своих мучителей и сказал: "Ладно, встретимся на улице". Все знали, что будет драка. Когда школу закрыли, банда ребят столпилась у ступенек на заднем дворе и ждала. Мой противник тоже ждал. Я испугался, но ничего не мог с собой поделать. Я снял пальто и стал сбегать по лестнице к своему противнику. Моя кажущаяся готовность, должно быть, испугала его, потому что я заметил, что он чуть-чуть дрогнул. Дело в том, что я ожидал, что меня собьют с ног, и спешил покончить с этим, но, увидев, как он вздрогнул, набрался смелости. Он сдался после одного или двух ударов. Об этом незначительном инциденте вскоре забыли почти все, кроме меня; он преподал мне урок, который впоследствии пригодился в бизнесе не меньше, чем на школьной площадке: Если вы проявляете нерешительность или страх, возможно, вы уже наполовину побеждены. Если же вы смело выступите вперед и будете сражаться изо всех сил, вы сможете победить. Более того, как только вы выиграете несколько сражений, вас обычно оставляют в покое: в джунглях ни одно животное не нападает бездумно на льва.

Я не закончил среднюю школу: большинство предметов мне совершенно наскучили. Чтобы поступить в колледж, я готовился в школе концентрации Кларка и сдал шестнадцать регентских экзаменов за одну неделю, что в то время было рекордом. В семнадцать лет я поступил в Нью-Йоркский университет. Шел 1922 год, я был в подростковом возрасте, и в Америке наступили "Ревущие двадцатые". Колледж означал футбольные матчи, енотовые шубы, вечеринки, восхитительно головокружительные флапперы и совсем немного работы. Я специализировался на коммерции, играл в футбол, вступил в братство, стал его президентом и на три года окунулся в жизнь "Джо Колледжа".