Zeckendorf

Я решил пойти работать к Леонарду Гэнсу, молодому и приятному на вид брокеру по недвижимости. Ганс был лет на двенадцать старше меня и уже успел заработать себе отличную репутацию. Недавно он получил контроль над большими участками земли в Восточных сороковых районах Манхэттена для великого застройщика Фреда Френча. На этой земле Френч строил фешенебельный Тюдор-Сити, как раз напротив , где сейчас находится ООН. Ганс занял участок так незаметно, что соседи не встревожились, а цены не вышли из-под контроля. Я встретил Ганса по работе, был заинтригован тем, что он делает, и обратился к нему с предложением. У него не было отдела по управлению недвижимостью. До сих пор не знаю, почему, но я уговорил Ганса создать отдел управления, который возглавил бы я. Я руководил этим бизнесом несколько месяцев, но мне становилось все беспокойнее и беспокойнее. В те дни я поздно вставал и очень поздно ложился спать, и именно звонок арендатора, жаловавшегося на водопровод, темным зимним утром окончательно убедил меня в том, что я занимаюсь не тем делом.

"Я просто не создан для этого", - признался я Гэнсу и отказался от управления, чтобы присоединиться к нему в общем маклерстве по недвижимости. В течение года я жил на сорок-пятьдесят долларов в неделю в счет будущих доходов. Я не заработал ни одного доллара. Через друзей я познакомился и влюбился в девушку по имени Ирма Леви, чьи родители очень подружились с моими. Мы с Ирмой хотели пожениться, но сначала мне нужно было заработать денег, и наконец я нашел хорошее предложение - отель "Пасадена" на юго-западном углу Шестьдесят первой улицы и Бродвея.

Арендой отеля владела грудастая, крепкая на вид женщина из Калифорнии, весившая, наверное, фунтов триста. Эта пожилая красотка была так сильно накрашена и так неопрятна, что ее можно было принять за мадам из борделя. Конечно, отель был не лучше. В грязных комнатах стоял тяжелый запах лизола. Постояльцы окидывали посетителей оценивающими взглядами, а в двери постоянно заглядывали и выходили из них скрытные мужчины. Мадам выглядела на шестьдесят. Ее муж, тонкокостный, нервный малый, курящий сигареты, выглядел на восемнадцать-двадцать и никогда ничего не говорил. Разговор всегда вела мадам, и чтобы убедить этот цветок Золотого Запада согласиться продать свою аренду за 75 000 долларов, потребовалось множество визитов в течение нескольких недель. Когда она наконец согласилась на продажу, то оговорила, что ей должны заплатить наличными. Когда я принес ей заверенный чек на 75 000 долларов, она швырнула его обратно, сказав: "Я сказала наличными, парень; это не наличные. Я хочу получить свои деньги в пятерках, десятках и двадцатках, и чтобы они были доставлены в мое хранилище, в мой банк, на Кукурузную биржу".

Мы обналичили ее чек и отправили к ней в бронированной машине двух вооруженных пистолетами охранников с двумя ранцами денег. Она и ее муж сели на пол, скрестив ноги, и вдвоем пересчитали деньги. Затем они пересчитали их еще раз, и еще, и еще, и в четвертый раз. Когда они убедились, что все на месте, мы отправились в банк. Она положила деньги в хранилище, и сделка была завершена.

Мои комиссионные от продажи доли и аренды этого здания составили восемь тысяч долларов. Я мог жениться. Мне было двадцать три года, и у меня никогда раньше не было столько денег. Мне было не по себе, и я решил, что лучше потратить их побыстрее.

Мы с Ирмой сразу же поженились и отправились в Европу, чтобы провести медовый месяц на корабле Paris. На борту корабля мы столкнулись с новым миром на пути к старому. Мы встретили толпу молодых парней и девушек, одни из которых собирались в школу в Англии и Франции, другие - в Гранд-тур, а третьи - "просто покататься". Это был 1928 год, и, хотя Америка процветала, это было задолго до тех дней, когда обычные молодые люди путешествовали за границу. Это были молодые светские люди, и они определенно были не по карману нам. Однако мы сделали как можно более дорогой вид и наслаждались каждой минутой поездки. Мы играли в бридж и покер, танцевали за ужином и пили до утра. К моменту капитанского бала мы были одной большой дружной компанией, которая планировала встретиться на континенте еще раз.

По прибытии мы с Ирмой сразу же направились в Париж и быстро узнали, что "модным" местом был бар "Ритц"; там было большинство наших товарищей по кораблю. В то время любимым занятием большинства состоятельных американцев была игра на фондовом рынке. Американцы в Париже собирались в "Ритце" в три часа дня по парижскому времени, чтобы сделать свои "ставки", как раз в то время, когда в девять утра в Нью-Йорке открывалась Нью-Йоркская фондовая биржа. Они следили за котировками цен по трансатлантическому кабелю. У всех наших знакомых были деньги, а также лихорадка инвестора, и они покупали и продавали акции, как будто играли в случайную игру в рулетку.

На второй день нашего пребывания в Париже ко мне подошла пара мужчин и спросила: "Не хотите ли вы заняться торговлей?"

"Конечно".

"Что бы вы хотели купить?"