Прошла неделя или больше, пока она, наконец, в первый раз уловила, как ей казалось, его шаги в другой части дома. Услыхала насвистывание, стук захлопнутой двери. В следующий урок она умышленно оставила у миссис Кирк свои ноты и в тот же день, часов в шесть вечера, отправилась за ними. Как она и рассчитывала, дверь открыл Майкл.
— Я забыла у вас свои ноты.
— Вы?! — Он так взволновался, неожиданно увидев ее, что у Зельды радостно задрожало сердце: до этой минуты у нее не было уверенности в чувстве к ней Майкла, а теперь он выдал себя. Он вынес ей ноты, но оба продолжали нерешительно стоять на пороге. Из-за открытой двери мягкий свет лампы врывался в синеву сумерек. Слышно было, как в кухне возилась миссис Кирк.
— Вы совсем перестали показываться, — мягко упрекнула Зельда.
— Я… — Он запнулся. — Так вы берете уроки у моей мамы?
— Да, вот уж несколько недель.
— А я и не знал. Она не упоминала об этом.
— Я люблю музыку. А ваша мама — прямо-таки изумительна!
Он покраснел и смущенно отвернул лицо.
— О… Да, говорят, она хорошая преподавательница…
— Спросите ее, какого она мнения о моих успехах.
Пауза. Оба молчат.
— Как идут ваши занятия в студии?
— Да как будто бы хорошо.
— Вы любите рисовать?
— Ну, конечно!
Снова молчание. По улице торопливо сновали прохожие, с шумом проехал автомобиль. Медленно спустилась Зельда со ступенек, медленно прошла к калитке, толкнула ее, шагнула на тротуар.
Она не сказала ничего, не обернулась. Сердце ее было слишком полно. Она чувствовала волнение Майкла, он чувствовал ее волнение. Какая-то сила неодолимо влекла их друг к другу. Но застенчивость, непонятный страх приковал Майкла к месту, а Зельду заставил молча пройти два ярда, отделявшие ее от ворот, и выйти на улицу. Ноги у нее дрожали, она шла, как во сне.
— До свидания, — крикнула она, наконец, скрываясь в быстро сгущавшихся сумерках.
Часы задумчивости, когда бродишь без цели и смотришь на звезды; часы странных грез, томления, надежд и страха; крепкий молодой сон после дня сладостных терзаний, а на утро — сверкающий, ликующий мир и ясное осознание счастья, какое бывает только в юности. Как чудесно жить на белом свете!
С сильно бьющимся сердцем отправилась Зельда в следующую пятницу на урок, Но о Майкле ни слуху, ни духу. Снова сомнения, тревожные опасения. Неужели она ошиблась? Возможно ли, что он не думает о ней?
С тяжестью на душе, она медленно шла домой. Но за углом ее ждал Майкл.
— Зельда!
— Ах, это вы!
Вихрь безудержной, бурной радости, вихрь смутных, но сильных ощущений! Словно какой-то страшный ураган подхватил их обоих и понес, закружил, оглушил! Слова не нужны. Только стыдливые взгляды украдкой, из-под полуопущенных ресниц.
— Я видел, как вы шли к нам, — начал Майкл, — и подумал, что лучше подожду, когда вы будете возвращаться с урока.
Они пересекли улицу и медленно поднялись на холм, к дому, где жила Зельда. Волнение замкнуло им уста. Так как они шли рядом, руки их соприкоснулись и невольно сплелись. И радость от этого прикосновения была так остра, что у обоих перехватило дыхание.
Девушка остановилась, не доходя до ворот: было бы неблагоразумно идти дальше вместе. Их легко могли увидеть из окон дома Бэрджессов.
Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза. Лицо юноши просияло улыбкой, и какой-то радостный звук, не то смех, не то счастливый вздох вырвался у него из груди.
— Майкл! — В ее глазах было целое море любви.
— О! — только и сказал он, и на этот раз его счастливый смех походил скорее на рыдание.
Они все еще держались за руки. Время было расстаться. Но они не могли оторваться друг от друга. Они смотрели в глаза друг другу, лица у обоих сияли.
— Никогда я не думала, что так будет!
— Ты… ты — чудная!
— Но, Майкл, что же это случилось с нами?
— Не все ли равно? Ведь хорошо, правда?
— Но отчего это пришло именно теперь? Ведь мы так давно знакомы!
— Зельда… Ты — рада, да?
— Да. Мне кажется, я всегда об этом думала.
— Ты хочешь сказать — обо мне? Обо мне думала?!
Она кивнула, серьезно и молча.
— О… это слишком чудесно! Мне не верится! Не может быть, чтобы ты думала обо мне!
— Говорю тебе, думала!
— Зельда! Ведь, все мальчики, я знаю, сходят по тебе с ума!
— Какие пустяки! Да и что мне за дело до них всех?
— Ты не дурачишь меня, Зельда? Нет? О боже! Ведь ты бы не стала смеяться надо мною, не правда ли?
— Не будь глупеньким. Ты отлично знаешь, что я тебя не дурачу.
— Да, я вижу теперь. Но что же это, Зельда? Я так мучился, так мучился… Отчего?
— И я тоже. Мне больно… вот здесь… Майкл, милый!
— Зельда! Ты — самая удивительная и самая красивая из всех девушек на свете! И как ты могла думать о таком, как я? Кому такой нужен?
— Мне нужен. Ужасно нужен.
— Я — ничтожество.
— Тсс, не говори таких вещей! Ты будешь когда-нибудь великим художником.
— Глупости! Я никогда не смогу стать мастером. Я хожу в студию, чтобы доставить удовольствие маме. Но не будем об этом говорить. Давай поговорим о… о другом. Когда я тебя снова увижу? Скоро ли? О Зельда, сделай, чтобы поскорей! Я не смогу жить, если не буду знать, что скоро увижу тебя.