Зеленая

Я невольно ахнула, увидев, что другой рукой Септио держит за длинные светлые волосы голого мальчика. Все тело мальчика было в мелких красных струпьях. Мальчик лежал с закрытыми глазами, широко раскрыв рот.

Коснувшись Бескожего жезлом, Септио развернулся и скрылся из виду. Мальчика он поволок за собой. Следом поплелся аватар, волоча Танцовщицу. Внизу, под нами, загремели шаги.

В высоком храме все звуки казались гулкими. Септио молился или обращался к Чернокрову с речью. Слова его храмового языка показались мне резкими, грубыми. Самый подходящий язык для бога боли! И вдруг я услышала ответ: кто-то прорычал непонятное слово, которое дрожью отдалось в моих внутренностях.

Окружившие меня священники завздыхали. Затем наступила тишина.

Я ждала, что будет дальше. В малом бассейне больше ничего не было видно, как и в большом. Священники не расходились; они как будто чего-то ждали.

Через какое-то время из мрака вышел Септио. Он вернулся с пустыми руками; ни Танцовщицы, ни жезла с ним не было. Я невольно схватилась за нож.

Где она?!

Должно быть, я глухо зарычала, потому что Септио снял маску и бросил на меня удивленный и немного испуганный взгляд. Он вывернул маску наизнанку и только потом поднял на меня глаза.

— Твоя наставница жива, — тихо сказал он. — Можешь ли ты разыскать среди ее соплеменников целителя?

— Да. Я хочу ее увидеть.

— Нет! — подал голос один из священников; я догадалась, что это и был отец Примус.

Остальные священники поспешно разошлись по своим делам. Отец Примус снял маску. Я увидела бледное круглое лицо, с которого на меня смотрели светло-карие глаза в золотистую крапинку. Без черного плаща с капюшоном отец Примус вполне мог сойти за преуспевающего фруктовщика.

— С тобой много хлопот, девица! — Голос у него тоже оказался самым обычным. Ничто не указывало на то, что с ним разговаривал бог.

Не снимая покрывала, я ответила:

— Хлопот бывает много со всеми. Я хочу немедленно увидеть свою наставницу!

— Наша жертва черной луны была принята.

Мне показалось, что он уходит от ответа. Я старалась не думать о мальчике и о том, что могут означать слова «принята».

— Где она? Может, мне самой поискать ее?

Рука отца Примуса дернулась.

— Не броди в тенях этого храма, если хочешь выйти отсюда целой, такой же, как вошла сюда!

— Тогда приведите ее ко мне!

— Ее пока нельзя передвигать, — сказал Септио, подойдя ко мне.

— Я в любом случае не позволю тебе увидеть ее, — добавил отец Примус. — Тебя зовет другая тропа; думаю, ты выкажешь больше преданности своей наставнице, если твои ноги сейчас пойдут по ней.

— Вы взяли ее в заложницы! — Я крепко сжимала в руке нож, хотя, по правде говоря, понятия не имела, как драться в храме, полном священников. Особенно таких, которые служат богу боли. Наверное, сами они к боли привыкли…

— Нет! Как только она сможет передвигаться самостоятельно, мы отправим ее к Федеро и другим членам Временного совета.

Что ж, отец Примус находился у себя дома. В храме Чернокрова я ничего не могла поделать! Меня все больше охватывала ярость.

— Тогда я уйду, чтобы ускорить ее побег из ваших темниц!

Я спешила к Трактирщику. Он наверняка знает какого-нибудь целителя-пардайна. Ну а потом посмотрим, удастся ли мне поджечь их проклятый храм!

Отец Примус бросил на Септио задумчивый взгляд:

— Она с нами?

— После того как моя наставница выйдет отсюда, я не буду вашим врагом! — По правде говоря, в последнем я не была уверена, но благоразумно решила не спорить.

— Она с нами, — ответил Септио. — По собственной воле, а не только потому, что ее руку направляют.

Отец Примус снова повернулся ко мне:

— Надеюсь, девочка, ты по-прежнему помнишь старые заклинания. Нож в руке женщины для нашего врага — все равно что пшеничный колос перед серпом!

— Мой нож гораздо длиннее, чем вы думаете, — отрезала я и, повернувшись к Септио, сухо бросила: — Покажи мне выход!

Он зашагал вперед.

— Мы никому еще не оказывали подобных почестей, — сказал он.

— Наверное, мне следует тебя поблагодарить, но сейчас я не испытываю никакой благодарности. Твой отец Примус спрятал где-то Танцовщицу, как ребенок прячет праздничную игрушку! — Я снова вспомнила о мальчике. — Знаешь, мне совсем не нравится то, что ты сделал. Обменял одну жизнь на другую.

Против ожидания, Септио не повел меня в ту галерею, откуда мы пришли, а направился к высоким, смутно знакомым дверям. Я видела их снаружи! Так вот какой храм облицован гладкими черными плитками!

— Ты не понимаешь. Правда, и не тебе судить.

Мы спустились по узким крутым ступеням — чтобы шагать по ним, нужно было выворачивать ногу. Зато храм с таким высоким входом кажется величественнее, а просители, карабкаясь к дверям, испытывают унижение. Снова искусство архитекторов! Однако мысли мои ушли в сторону; я тряхнула головой и приказала себе не отвлекаться.

— Ты убил ребенка, чтобы вернуть Танцовщицу, — сказала я, все больше распаляясь. — И я, которая тысячу раз давала себе слово, что положу конец торговле детьми, тебя не остановила!

У подножия лестницы Септио обернулся ко мне:

— Где ты найдешь целителя?