Зеленая брама

Они шагали к оплетенным колючей проволокой воро­там лагеря, опасливо посматривали по сторонам — вдруг разоблачится их обман, только бы успеть выбраться на волю.

А навстречу им в ворота лагеря загоняли схваченных в дубравах, задержанных в оврагах, собранных по хатам раненых и больных.

Несколько человек отпускали, несколько десятков рас­стреливали, другие умирали от ран и болезней, а в ворота вступали все новые и новые колонны.

Отпущенному выдавался на руки документ — «аусвайс» с именем и фамилией, с адресом «освобожденного села», ку­да он направляется «для ведения осенних сельскохозяйст­венных работ». Владелец «аусвайса» должен предъявить бумагу немецкому коменданту и старосте, а потом регуляр­но отмечаться в полиции.

В комендатуру лагеря обращались старики: отдайте сына на поруки; или женщины: отпустите раненого мужа или брата. Уманчане бесстрашно, зная, что часовые могут выст­релить, подходили к воротам лагеря, всеми способами ста­раясь вырвать воинов из рук врага. К чести уманчан и кол­хозников окрестных сел надо сказать, что чаще всего они просили не за сынов и не за «чоловиков», а за вовсе незна­комых людей. Случалось, что обман удавался — граждане Умани возвращали воинов в строй.

Враги отпускали горстку пленных отнюдь не из гуман­ных соображений.

Они все еще были уверены, что война вот-вот закон­чится, Советский Союз будет стерт с карты Истории и в колониях, управляемых высшей расой, останутся отобран­ные для рабского труда наиболее физически здоровые унтерменши (недочеловеки) — эти русские, украинцы, бело­русы, грузины.

Нечего медлить! Пусть бывшие красноармейцы из нав­сегда разбитой (они так думали) армии пока подкормятся за свой счет и соберут для великой Германии богатый уро­жай 1941 года. По мере захвата новых и новых земель на Востоке (это дело дней!) страна сама превратится в гигант­ский лагерь рабов.

На третий, на четвертый месяц войны даже в одурма­ненных успехами головах нацистов зашевелилось сомнение: уж не обманули ли они самих себя?

Бежавшие из лагерей и отпущенные с «аусвайсами» по­полнили ряды партизан и подпольщиков. Не все, разумеется, но многие. Да и на тех, кто пошел служить в полицию и администрацию, врагам тоже не удавалось опереться: одни оказывались связанными с подпольем, других патриоты безжалостно казнили.

По селам прошли облавы: распущенных по домам добренькой немецкой армией, «обманутых большевиками» селян стали вновь водворять за колючую проволоку или отправлять в Германию вместе с подростками на ка­торгу.

Знаю я все это, сам знаю. Не так уж я наивен, как это кажется Фолькеру фон Тёрне, бледнолицему сыну палача, подавленному тяжестью немецкой вины.

И все же его объяснение первоначальных порядков, вер­нее, беспорядка Уманской ямы более или менее досто­верно.

Почему же все-таки гитлеровцы упустили из виду, что военнопленных надо кормить?

Увы, тут уж Фолькер фон Тёрне проявляет некоторую неосведомленность. Они не упустили из виду, не ошиблись в расчетах.

Они запланировали голод!

Будущий подсудимый Нюрнбергского международного трибунала, один из главарей гитлеровского государства (он так и назывался «рейхсляйтер»), Альфред Розенберг, пред­вкушая захват наших богатств, заявил за два дня до напа­дения Германии на СССР: «Мы не берем на себя никакого обязательства по поводу того, чтобы кормить русский народ продуктами из этих областей изобилия».

Раз уж завели мы такой разговор, задам еще во­прос:

— Немцы — такие аккуратные, брезгливые, не правда ли, а вот допустили вшивый и червивый кошмар, эпидемии. В России давным-давно был просто забыт тиф — он вновь возник именно в лагерях военнопленных.

— Если со снабжением пленных продовольствием вер­махт не торопился, то на возникновение вшивости отреаги­ровал немедленно. Вошь была зачислена в союзники, ста­вились даже научные опыты по ее размножению и распро­странению.

— Почему? Зачем? Ведь даже в безумии есть свой смысл?

Мой печальный собеседник вразумляет меня:

— Медики-палачи быстро сообразили, что концлагеря на оккупированной территории можно без особых усилий и затрат превратить в котлы, где будут вариться эпидемии, превратить в рассадники и надежные распространители тифа. Солдата, зараженного тифом, хорошо и облагоде­тельствовать — отпустить домой. Пусть он догонит свою отступающую армию и перезаразит побольше красно­армейцев.

Признаться, мне стало не по себе от такого простого объяснения, хотя я все это знаю.

А фон Тёрне добавил:

— Возникал вопрос и о чуме как наиболее верном и удачном способе уничтожения ваших людей. Но из опасе­ния, что чума перекинется на немцев, этот способ был отвергнут.

В дальнейшем большинство лагерей перекочевало на территорию Германии. Продолжались казни, но с маниа­кальной плановостью вокруг бараков проводилась дезин­фекция: боялись, что болезни переползут в немецкие го­рода.