Зеленая девушка

Но эти перекрытия располагались в пространстве под сотнями разных углов, удерживаясь в разных положениях вместе со стенами и колоннами света. Над этими стенами и колоннами располагались необычные и диковинные аркады или яркие, изменчивые и подвижные стереоскопические картины, которые изображали историю и бессмертные легенды людей Йосанды.

Когда мы стремительно невидимыми летели сквозь поразительный город чудес, Шаросон, указывая на памятники, рассказывала о благородных героях, великих приключениях, горячей любви, суровых жертвах, изображённых в этих живых картинах.

— …И обратите внимание на толпы людей, — продолжала она, — среди которых мы движемся. Лишь немногие, трудятся над произведениями искусства, чтобы увековечить великие дела древних времен. Те немногие, что парят в одиночестве, в безмолвной медитации — скорее всего, заняты тщетной и бесполезной софистикой. Или грезят. Но большинство, как вы видите, не занято даже этим. Посмотрите на них! Они парят парами и тройками. Мужчины и женщины обнимаются. Не думая ни о чём, кроме удовольствия, ища в другом праздные наслаждения, не освящённые любовью. Что хорошее они приносят в жизнь? А новые жизни, возникающие благодря их праздным играм, они сохраняют нехотя, по приказу Девяти!

Насколько иными были великие дни прошлого, когда наши могучие отцы пришли с рассыпающегося обломка разбитой планеты, чтобы отвоевать жизнь у враждебной пустоты!

БЫСТРЫЕ И НЕВИДИМЫЕ, мы пробирались среди беззаботных толп — неисчислимых миллионов, — на которые с таким искренним презрением смотрела Шаросон, пролетали сквозь огромные арки, величественно великолепные, словно вырезанные из безупречных драгоценных камней размером с планеты, устремляясь к новым неподвластным описаниям чудесам. Мы скользили среди ажурных и сияющих кубов, сфер, цилиндров и других форм застывшего света, что вращались по постоянным орбитам, среди циклопических колонн и невероятных, умопомрачительных фонтанов цветного пламени.

Разуму не хватает сил вникнуть во все чудеса. Я могу только подсказать, намекнуть на них и надеяться, что читатель сумеет получить какое-то представление о невероятном великолепии Йосанды.

Много раз в этом мире, чьей архитектурой был неподвижный, застывший свет, жёсткая концентрированная квинтэссенция чистого цвета, я забывал, что внутри него, как и вовне, бесплодный безвоздушный вакуум космоса. Мне было трудно помнить, что любая прореха в окружающей меня прозрачной оболочке немедленно стала бы смертельной — воздух вытек бы сквозь любую дырочку, и я быстро превратился бы в стылую недвижную массу, жёсткую как железо.

Наконец, когда я начал чувствовать, что не могу больше выносить обжигающее проникающее излучение, которым опаляли моё тело лучи невидимости, мы стремительно подплыли к голове чудесной статуи, чей пьедестал вырастал из бассейна жидкого пламени — чистого света, синего, как сгустившиеся лучи огромных сапфиров. Статуя была замечательной, однако, возможно, не более, чем тысячи других, на которых я лишь бросил мимолётный взгляд, когда мы спешили через полную чудес Йосанду.

Циклопическая — должно быть, в целую милю высотой, она изображала человека — полубога с превосходно развитой мускулатурой — судя по всему, парящего на белых, широко распахнутых крыльях. В одной огромной руке он держал перед собой золотой щит. А другой — размахнулся, чтобы метнуть копьё. Жаркое воодушевление битвы горело на его прекрасном лице; волосы развевал ветер.