Сам Эрик обернул свой мощный корпус свободной мантией глубокого синего цвета, подобной моей, если не считать мелочей. Я подумал, что он чувствовал себя усталым и что его мышцы и суставы затекли так же, как и у меня. Но он выглядел настоящим красавцем. И взгляд его тёмно-серых глаз часто поднимался на Шаросон, пылая светом, сродни тому, что горел в её собственных.
— Здесь искусственная гравитация? — спросил я, замечая, что они естественным образом стоят на полу и что моё тело, кажется, давит на ложе с почти земным весом.
Эрик как-то странно расхохотался.
— Хигдон, ты просто умора, — заявил он. — Фиолетовая умора! Если бы ангел пришёл к тебе, ты измерил бы длину его шага линейкой! Ты снял бы его отпечатки пальцев и посчитал пёрышки в левом крыле! — он повернулся к Шаросон, улыбнулся её глазам и сказал: — Бедняга не будет счастлив, пока ты не удовлетворишь его любопытство по нескольким техническим моментам.
Госпожа света взглянула на меня, приветливо улыбнувшись, и ко мне пришло её ментальное сообщение: мы с Эриком по-прежнему носили синие диски мыслепередатчиков; Шаросон и другие люди Йосанды не нуждались в таких инструментах.
Я не смог подавить стон, когда неловко поднялся с кровати и встал.
—
Они с Эриком, рука в руке, последовали в дальний конец овальной комнаты. Панель перед нами бесшумно скользнула в сторону, и мы шагнули в другой покой, столь же удивительный и почти столь же прекрасный. Не стану занимать время на его подробное описание. Но он был восьмигранной формы со стенами из прозрачного изумрудного кристалла, гармонично и приятно, хотя и необычно, инкрустированными узорами из светлого серебра. В центре комнаты помещался широкий бассейн, наполненный голубой жидкостью, яркой, как лазурное пламя. Её подавали восемь маленьких фонтанчиков, бьющих сапфировой жидкостью.
ВАННА ОКАЗАЛАСЬ ОЗДОРАВЛИВАЮЩЕЙ.
Я выбрался из ярко-голубой воды, чувствуя новую гибкость в теле, радостное возбуждение и зверский голод. Однако мои мускулы всё ещё слегка побаливали. А когда я вновь надевал синюю мантию, то обнаружил на коже воспалённые пятна.
Губы Шаросон не двигались. В действительности я не слышал её голоса. Но мой разум создавал почти точно такое впечатление, как если бы она произносила слова страстным, трепещущим, музыкальным голоском. Мне почти казалось, что она действительно говорит.
Она провела нас через новый тихий, открытый проход в длинную и прекрасную комнату со стенами и потолком, облицованными широкими гладкими плитами из полированного камня, молочно-белого, ярко-красного и иссиня-чёрного. Эффект от похожих на драгоценности стен производил умопомрачительное впечатление.
В центре пола стоял стол из эбонита с тремя мягкими диванчиками подле него. Шаросон сделала их откидными. Она сама заняла третий диванчик.