Все было понятно. Занятий я больше не пропускал, учился старательно и к концу курса даже вошел в десятку лучших студентов.
Марти поднялся из травы, и я понял, что недооценил его на крыше. Теперь бывший забияка был в два раза выше человеческого роста, шире в плечах, чем любой былинный богатырь — и он был в ярости.
— Мяс-со, — просипел он сквозь изломанные зубы. — Теплое мяс-со. Нежное мяс-со.
— Мы овощееды, — ответил я и швырнул в него такой шар, в который выплеснул все свои силы. На какой-то миг земля качнулась, уходя из-под ног, я едва удержался от падения — но мой шар пробил в груди нечистой твари такую славную дыру, что я едва не бросился в пляс от радости.
Марти качнулся и осел в траву, рассыпаясь грязными серыми хлопьями. Какое-то время я просто стоял, глядя, как начинается утро — где-то пропел петух, где-то взбрехнула собака и хлопнула дверь. Ойва выглянул из дома, увидел меня и бросился во двор.
Когда он выбежал с ружьем, то я уже сидел в траве почти без сил.
— Нас навестил Марти, — объяснил я. — Я встретил его, как подобает доброму хозяину, а ему что-то не понравилось.
Ойва едва не выронил ружье.
— Боги великие и милосердные, что ж делать? — спросил он. Я только плечами пожал — протянул парню руку, тот помог мне подняться. Марти придет и следующей, последней отпущенной ему ночью — вернее, придет нечисть, которая надела его облик, словно костюм, и надо будет подготовить достойную встречу.
— Продолжим наше сидение взаперти, — ответил я. — Схожу в церковь, возьму там святой воды. Окропим потом окна и двери.
— Я с вами! — торопливо произнес Ойва. Я кивнул, набросил на дом дополнительные защитные чары, и мы вышли за ворота.
Двери храма были гостеприимно открыты в любое время суток. Над кандилом парили редкие огоньки свечей, служка старательно намывал пол, испуганно косясь в сторону закрытого гроба. Я мысленно усмехнулся: не помогли святые стены. Ойва отправился набирать святую воду, а ко мне подошел священник — немолодой, седоволосый, больше похожий на кузнеца.
— Неспокойно в поселке, — заметил он, благословив меня прикосновением ко лбу. Я рассказал о том, как наш дом навестил Марти, и священник будто бы не удивился этому.
— Мяса просил, говорите? — уточнил он. Я кивнул.
— Просил. Я ответил, что мы предпочитаем овощи.
Священник усмехнулся.
— Не робеете перед лицом опасности, похвально! Знаете, есть поверье: если мертвец просит мяса, то это значит, что он не знает, кто его убил. И просит о справедливости.
— Устами нечистой силы? — удивился я. Священник и бровью не повел — такой парадокс его, кажется, вообще не удивлял.
— Нечистую силу милостью богов тоже можно использовать, — сообщил он. — Чем быстрее вы и господин Вар найдете убийцу, тем лучше будет для всех.
Что ж, с этим нельзя было не согласиться.
Утром все страхи ночи кажутся какими-то смешными и наивными. Вечером я была так взволнована возможным появлением мертвеца, что с трудом смогла заснуть — и вот наступило утро, и ничего плохого не произошло. Солнце заглядывало в окно и, посмотрев на зеленую кухню, я увидела, что за ночь никто ее не вытоптал. Все было спокойно. Мандрагора возилась на своей грядке и о чем-то неслышно говорила — вела беседу с новым другом.
Вот и замечательно. Какой бы страшной ни была ночь, утро всегда наступает.
Впрочем, мое спокойное настроение рассеялось, когда за завтраком Аррен сообщил так небрежно, словно речь шла, например, о соседской кошке:
— К нам на огонек заглянул Марти. Лазал по крыше, словно обезьяна. Я развоплотил его. Видели бы вы, какой славный удар получился! Но он вернется, у него осталась еще одна ночь.
Я едва не расплескала кофе. Лемпи, которая ставила на стол большую тарелку с блинчиками, охнула и махнула рукой по лбу, отгоняя нечистого. Поднос чуть не вывалился у нее из рук. Бертран, который сделал глоток кофе, фыркнул, закашлялся и возмущенно произнес:
— Ну вот как вам не стыдно, Аррен? Отправились на славную битву, а меня даже не пригласили! Я бы хоть посмотрел на это. Поддержал бы с тыла.
Теперь уже мне захотелось возмущаться. В дом лезет чудовище, а мужчины говорят о нем так, словно собираются охотиться на медведя! Аррен спокойно сидел за столом, пил кофе и ел блинчики со смородиновым вареньем, а у меня похолодело в животе, и ноги сделались слабыми. Аррен был рядом — но на какой-то миг я представила, что потеряла его, и это было страшнее всего, что я когда-либо испытывала.
Это было невыносимо. Сама мысль о том, что с Арреном могло что-то случиться, наполняла меня какой-то замогильной жутью. Что я вообще буду делать, если его вдруг не станет?
Нет. Нет. Боги милостивы и добры, они привели меня в Просторный удел не для того, чтобы забрать Аррена и оставить тут в одиночестве.
Я ничего не сказала — просто уткнулась лицом в ладони, чтобы какое-то время побыть наедине со своим страхом. Аррен дотронулся до моего плеча, и я вдруг поняла, что готова разреветься в голос.