Зеленая лампа (сборник)

Длится ночь. Почему-то приходят на ум

Все ошибки, печали.

Настоящий клубок. Натворила делов.

Не распутаешь, тут не до шуток.

«Не судите, да не судимы будете!» – великая заповедь.

Но несмотря на все невзгоды, Вера Михайловна сохранила удивительную способность радоваться жизни во всех ее проявлениях: удачному рабочему дню, веселой шутке, яркому осеннему дню, цветам, детям, животным, друзьям.

С раннего утра из окна ее маленького дачного кабинета, расположенного на втором этаже, доносился стрекот пишущей машинки, а Илья Давыдович уже бродил по саду, летом поливая цветы и подстригая кусты, зимой разметая снег на дорожках. К дню рождения Веры Михайловны – 10 июля – Илья Давыдович обязательно готовил какой-нибудь сюрприз для нее и гостей: на участке строился маленький мост через канавку, выгнутый, с перильцами, совсем как настоящий большой мост, и Вера Михайловна в присутствии множества гостей перерезала ленточку, и все чинно, гуськом шествовали через мостик. А то вдруг в саду появлялся сколоченный из досок и выкрашенный зеленой краской стол, а вокруг него скамейки, на столе тарелки с клубникой первого урожая, собранной здесь же, в саду. И каждый гость должен был отведать сочные, отлакированные солнцем ягоды. Всё это было весело, непринужденно, и, конечно же, присутствовал во всех подобных церемониях элемент игры…

В доме у «Инберов» – так называли их дачу в Переделкине – всегда идеальная чистота и образцовый порядок, никакой роскоши, всё просто, уютно: ситцевые занавески на окнах, легкая плетеная мебель, стоившая в те годы очень дешево, на столе камчатая скатерть, над столом большой желтый бумажный абажур, по стенам полки с книгами, и везде много цветов, летом в вазах полевые ромашки, колокольчики, васильки, зимой – вечнозеленые растения в ящиках и горшках – предмет особых забот Ильи Давыдовича.

Сама Вера Михайловна всегда тщательно причесана, в опрятном домашнем платье. А ведь ко всему она много-много лет была тяжело больна: после войны у нее обнаружили рак кожи, и каждый год до конца жизни она ложилась в больницу, где ей удаляли очередной пораженный участок. Но когда и где это происходило, никто не знал – в доме о болезнях не говорили. Я узнала об этом уже после смерти Веры Михайловны.

В 1962 году на Веру Михайловну обрушилась новая беда: смертельно заболела ее дочь Жанна Гаузнер, талантливый литератор, – цирроз печени. Жанна жила в Ленинграде, и Вера Михайловна немедленно едет к ней. Вот что она пишет мне в Коктебель, где я тогда отдыхала:

«25 июля 1962 года. Ленинград.

Лидия Борисовна, душенька Вы моя!

Надеюсь, что Вы еще в Коктебеле и что мое послание застанет Вас там.

Ваше письмо очень обрадовало меня. Так и пахнуло на меня морским простором, солнцем, душевной тишиной. Мне даже захотелось лизнуть страничку, чтобы ощутить вкус моря.

Я веду тут довольно трудную жизнь. Но приношу пользу, это как-то поддерживает меня. Кроме того – Жанна как будто пошла на поправку. Ее даже обещают выписать на этой неделе. Боюсь поверить. Она, бедняжка, очень измучилась в больнице. Ведь (шутка сказать!) три месяца без нескольких дней.

Мы уже гуляем с Жанной в больничном саду (я езжу в больницу ежедневно, как на службу). Жанна еще не полностью избавилась от желтизны лица. Белки глаз кремового цвета. Но говорят – это проходит очень медленно…»