Зеленая лампа (сборник)

Вероятно, опасаясь сделать еще один неосторожный шаг в тысячи километров, Эмиль Кроткий усердно посещал все писательские собрания, впрочем, никогда на них не выступал. Томился, скучал, но честно досиживал до конца. На одном из таких собраний выступала ученая дама. Доклад был скучный, вялый. Эмиль Яковлевич посылает записку своей приятельнице Людмиле Давидович:

Инстинкт, когда он половой,

Не заменяют головой.

Как лифчик требует грудей,

Так череп требует идей.

К друзьям Эмиль Яковлевич был бесконечно добр и заботлив. Сколько раз, снимая утром телефонную трубку, я слышала его голос:

– На улице мороз, одевайтесь теплее!

Если кто-либо из друзей заболевал, Эмиль Кроткий первым приезжал его навестить – ни дождь, ни метель не могли остановить этого уже совсем немолодого человека.

Помню, как, находясь в Крыму, я в одном из писем пожаловалась Кроткому на дурное расположение духа. Через несколько дней я получила от него сразу 12 (двенадцать!) писем. Кроткий писал их целый день, через каждый час. Последнее письмо было написано в 11 часов вечера:

«Заканчиваю день тем, чем начал его, – письмом к Вам. Как настроение? Не ухудшилось ли от моих писем? Радуйтесь солнцу и морю и иногда вспоминайте, что ведь и это не навсегда!»

С годами я всё чаще вспоминаю об этом…

Читатели старшего поколения хорошо помнят басни, стихотворные фельетоны, подписи к карикатурам, часто появлявшиеся в послевоенные годы на страницах журналов «Крокодил» и «Огонек». Но, пожалуй, самая интересная книга Кроткого – «Отрывки из ненаписанного», в которой уже после смерти писателя друзья постарались вспомнить его афоризмы, а также использовали материалы, сохранившиеся в его архиве и архивах его друзей. Вышла эта книга почти тридцать лет назад и давно уже стала библиографической редкостью.

Если, по выражению Эмиля Кроткого, «у рака всё будущее позади», то у настоящего писателя (а именно таким и был Эмиль Кроткий) и его книг будущее даже после смерти впереди. Потому, я думаю, давно пришла пора переиздать книгу Эмиля Кроткого, она доставит читателям много радости.

В последний раз я видела Кроткого за несколько часов до того, как его увезли в больницу. Навсегда увезли. Он лежал в узкой и длинной комнате в Дегтярном переулке, маленький и беспомощный, но, как всегда, приветливый и улыбающийся. У него очень болело сердце, а врач, как всегда, запаздывал. Мне вспомнились слова Кроткого:

Врач не Бог,

Пришел, увидел, не помог!

Врач и вправду не помог, и через несколько дней Эмиля Яковлевича не стало. На его похоронах внимание многих привлекал большой венок, на белой ленте которого золотыми буквами было написано:

«Незабвенному Эмилю Яковлевичу от всех соседей по квартире».

Венок от коммуналки! Где еще такое увидишь?..

И его зачислят в книгу небывалых стихотворцев…

С Николаем Глазковым встречались мы нечасто и почти случайно. Бывало, увидишь его в Доме литераторов, подсядешь к его столику, и расстаться уже невозможно: сверкают шутки, звучат стихи, всё блестящее, яркое, но нет в этом холодного блеска бенгальских огней – общение с Глазковым согревало душу.

А то вдруг совсем уж неожиданная встреча – в изнемогающем от сорокаградусной жары Абакане, в Хакасии. Едва увидев нас, Глазков тут же потребовал, чтобы мы немедленно, преодолевая палящий зной, отправились в этнографический музей, во дворе которого выставлены добытые из раскопок древние каменные изваяния. Сам вызвался быть нашим гидом, подолгу держал возле каждой фигуры, и рассказ его был так увлекателен и исполнен столь глубоких познаний, что мы слушали, разинув рты, и забывали отирать обильно струящийся по лицу пот. А когда экскурсия была закончена, Коля, взглянув на наши красные распаренные лица, сочувственно произнес:

– Прохлада хороша только во время зноя…

Еще вспоминаю, как, приехав много лет назад в Алма-Ату, я в вестибюле гостиницы увидела Глазкова и заметила, что служащие гостиницы провожают его какими-то странными – одни осуждающими, другие восхищенными – взглядами! Всё объяснилось, когда швейцар, указывая какому-то постояльцу рукой на внутренний дворик с фонтаном, а глазами на Глазкова, негромко и таинственно произнес:

– А вчера в нашем фонтане этот московский поэт купался!

Впоследствии фонтан этот превратился в местную достопримечательность, и каждый, кто возвращался из Алма-Аты, обязательно рассказывал, что ему демонстрировали «фонтан, где купался Глазков».

Встречи были редкими и случайными, но я часто спрашиваю себя: почему после смерти Глазкова в жизни моей образовалась невосполнимая пустота? Да потому, верно, что не так-то много в жизни праздников, а каждая встреча с Колей была именно таким праздником, овеянным его талантом, своеобычностью, его добротой и бескорыстием.