«Лишних» денег у него никогда не было, всё зарабатывалось изнурительным актерским трудом, а вот желание отдать, одарить, обласкать – было всегда. И он отдавал, всего себя отдавал, одаривая всех нас своим высоким искусством. А благодарностью была любовь к нему миллионов (не сочтите за преувеличение!) людей…
Плывем большой группой на теплоходе из Москвы в Петербург, с нами Зиновий Ефимович и его очаровательная жена Татьяна Александровна. Подолгу стоим и сидим на палубе, глядя, как проплывают мимо то низкие, открытые, то холмистые, лесом поросшие берега, небольшие селения, а то и вовсе одинокие бревенчатые избы, мирно пасутся пестрые коровы, доносится лай собак – сельская идиллия.
В такие редкие минуты отдоховения, когда кажется, что ничто плохое не может вершиться на земле, даже разговаривать не хочется, только стихи могут соответствовать душевному состоянию.
И Гердт читает стихи, одно за другим, – Блока, Самойлова, Твардовского и, конечно, Пастернака – по его собственному признанию, Пастернака он знает наизусть
Зиновий Гердт и сам писал в молодости стихи, неслучайно в предвоенные годы его связывала тесная дружба с молодыми поэтами – Павлом Коганом, Михаилом Кульчицким, Михаилом Львовским, Давидом Самойловым. Война разлучила его со многими из них навсегда, а с теми, кто вернулся с фронта, дружба продолжалась до конца жизни.
И наверное, именно эта влюбленность в поэзию и помогла Гердту создать лирический образ Адама в спектакле «Божественная комедия», поставленном в Театре кукол.
Слушаешь его и хочется одного: чтобы никогда не кончались эти благословенные мгновения.
Но всё в этом мире кончается, и вот уже наш теплоход причаливает к какой-нибудь небольшой пристани, начинается обычная суета, и едва ступаем на берег, как Гердта уже окружает толпа поклонников и поклонниц: одни просят автограф, другие разрешения сфотографироваться с ним, третьи подводят детей:
– Скажите им что-нибудь, Зиновий Ефимович, ведь они всю жизнь будут помнить, что видели живого Гердта!
И он терпеливо исполняет все просьбы…
А продавцы сувениров готовы подарить ему или продать за полцены свои «сокровища». И стоит Зиновию Ефимовичу отойти в сторону, я слышу, как они с гордостью и укором говорят другим покупателям:
– Да что вы торгуетесь, у меня это сам Гердт купил!
И покупатель тут же сдается.
В 1943 году в боях под Харьковом Зиновий Ефимович был тяжело ранен, вернулся с фронта в корсете, с поврежденной ногой, о возвращении в театр, где он начал работать еще до войны, не могло быть и речи – он с трудом передвигался. Но не такой человек Гердт, чтобы отказаться от своей мечты стать актером. И уже в 1945 году он был принят в труппу Образцовского кукольного театра, где проработал много-много лет, стал его гордостью, лучшим артистом.
Он объехал с театром весь мир, исполняя в самых разных странах сложнейшие роли на разных языках.
С годами Гердт вернулся на драматическую сцену, на эстраду, в кино, на телевидение.
Однако последствия тяжелейшего ранения остались на всю жизнь: ему было трудно подолгу ходить, он уставал. Но его живой интерес ко всему окружающему помогал ему преодолевать и это препятствие.
Не щадя себя, он ходил по Угличу и Костроме, по Ярославлю, в Кижах, на Валааме, восхищаясь памятниками древнего зодчества, обнаруживая поистине незаурядные познания в русской истории и истории русского зодчества.
А я смотрела на его жену Татьяну Александровну и думала: какая же она мудрая женщина! Ежеминутно тревожась за мужа – ведь Гердт уже тогда был болен, и она знала о его жестокой болезни, – скрывая свою тревогу, она не только не мешала, но и помогала ему жить полноценной напряженной жизнью и творчески, и житейски. Знала и понимала: иначе он не может… И еще я всегда буду помнить несколько счастливых дней, которые мы провели вместе с Гердтами в Иерусалиме, в квартире моей дочери и ее мужа поэта Игоря Губермана.
Зиновий Ефимович приехал тогда в Израиль, чтобы принять участие в спектаклях русского театра «Гешер» и тем самым помочь недавно организовавшемуся коллективу. Играли они сначала в Тель-Авиве, а потом давали несколько спектаклей в Иерусалиме. И вдруг звонок Татьяны Александровны:
– Завтра будем в Иерусалиме, Зяма не любит гостиниц, можно ли остановиться у вас?
Ответ угадать нетрудно. И вот уже на другой день вечером Игорь встречает Гердтов на междугородной автобусной станции. А потом долгое, за полночь, застолье, смех, шутки, нет-нет да и заглянет в дверь, словно бы невзначай, а на самом деле, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Гердта, кто-нибудь из соседей, живущих неподалеку, и тут же деликатно исчезнет.
Зиновий Ефимович – неистощимый рассказчик, слушать его можно бесконечно. Но вот он просит Губермана почитать свои стихи, и тот, конечно же, не может отказать ему, и как весело хохочет Гердт, и застолье всё длится и длится…