Зеленая лампа (сборник)

И вот они вдруг появились, эти поэты, почти наши ровесники, ну пусть немного старше нас, но уже, как мы, не знавшие иного мира, кроме того, что нас окружал. А мы – зачем теперь скрывать, зачем отрекаться? – любили этот мир, гордились им, он был нашей жизнью, нашей юностью. Поэты эти пришли в литературу целой группой и на первых порах были для нас неразделимы: Маргарита Алигер, Константин Симонов, Евгений Долматовский, Михаил Матусовский. Мы бегали на их вечера, покупали их тоненькие книжечки, заучивали их стихи наизусть, стихи про нас, про нас!..

Вот и сейчас я листаю маленькую серо-голубую книжку стихов Евгения Долматовского, и мне кажется, что я снова в той далекой вздыбленной Москве тридцатых годов, когда всё вокруг стремительно менялось (пусть не всегда к лучшему, но это будет понято куда позже!), когда на улицах, площадях и в переулках потянулись к облакам строительные краны, дома сдвинулись с места, недра московской земли раскрылись, чтобы воздвигнуть там мраморные дворцы метрополитена.

В Москве я знаю дряхлый дом,

Назначенный на слом…

Ну конечно же, это наш дом! Наш дом в Воротниковском переулке, которого уже нет и фотографию которого я бережно храню.

Мне очень дорог этот дом,

Назначенный на слом…

Или это:

Как февральский вечер позабуду,

Как мечте и правде изменю?

Из далеких автоматных будок

Я тебе по вечерам звоню…

Мало тогда было в Москве личных телефонов, и сколько же часов мы проводили в коридорах коммуналок, дожидаясь желанных звонков наших мальчиков, мысленно понося соседей, занимавших аппарат своими казавшимися нам бессмысленными разговорами. А дождавшись звонка, такие счастливые, бежали к назначенному месту свидания! Кто теперь помнит об этом? А стихи Долматовского помнят..

Ну а эти строчки уж точно про нас, только про нас:

Рано-рано с вечеринки,

Взявшись за руки, идут.

Тополиные снежинки

Пролетают там и тут…

Тишь. Грузовиков движенье,

Спящий город. Первый свет…

Словно ветра дуновенье,

Пролетели десять лет…

…Почему-то педагоги

Грустные домой ушли.

Утро, утро, все дороги

В легкой золотой пыли…

Так мы входили во взрослую жизнь – с верой в дружбу, в любовь, с надеждой на счастье.

Листаю книжку и хочется цитировать ее без конца, ведь многие стихи так давно не переиздавались! Хочется цитировать и отрывки из поэмы «Мальчик». Он отправился на Север, чтобы построить новый город:

Придя на дымное кочевье,

Начальник стройки, фантазер,

Худые посадил деревья,

Большими палками подпер.

Строитель и солдат, он мог ли

Предвидеть странности земли,

Деревья в десять дней засохли,

А палки буйно расцвели…

Ох, сколько «странностей земли» предстояло пережить на своем веку нашим самозабвенным мальчикам!

А как не вспомнить строки Долматовского, которые стали как бы девизом многих из нас:

Расставанья и встречи, две верные части,

Из которых когда-нибудь сложится счастье!

Ведь это достойно стать поэтической формулой нашего беспокойного существования…

Мы сразу полюбили их всех, этих молодых поэтов. И тщедушную Маргариту Алигер, которая, хоть и громогласно самоутверждаясь, заявляла во всеуслышанье:

Я хожу широким шагом,

Стукну в дверь, так будет слышно.

Громким голосом пою, —

однако даже эти строчки не могли изменить впечатления от ее хрупкости. И вальяжного Константина Симонова с его невыговариваемыми «р» и «л». И Михаила Матусовского, который хоть тогда и был еще худой, но уже медвежевато-тяжелый и степенно читал с эстрады стихи о любви:

Я знаю все домашние секреты,

Хозяйственные нужды и дела,

Семейные альбомы и портреты,

Когда еще ты девочкой была…

Но, конечно же, все девчонки моего поколения были тайно (а некоторые и явно) влюблены в Евгения Долматовского. И неслучайно. Какой он был красивый, с огромными серыми глазами, тонким профилем, мягко вьющимися светло-каштановыми волосами – вот уж поистине воплощение поэтической внешности! А когда весной 1940 года он вернулся с Финской войны, раненый, побледневший – бледность придавала байроновскую одухотворенность его лицу, – с рукой на перевязи, и читал новые стихи о «той войне незнаменитой», его встречали и провожали бурными овациями.