Зеленая ночь

В дверях появилось несколько человек, одетых в белые халаты. В руках у каждого сияло чистотой ведро. Поначалу Алемдар даже и не узнал этих людей, решил — привезли откуда-то. Но вгляделся и увидел: свои, все с фермы, только уж больно вид у них переменился. Наби-Усач вышел вперед и встал перед доярками. Он, похоже, смущался малость и от смущения все улыбался. Наби и родился, и вырос здесь, на ферме, теперь, слава богу, имел уже четверых детей; он был знатным дояром, ни одна женщина не могла угнаться за ним.

Навалившись грудью на посох, дядя Алемдар удивленно разглядывал людей в белых халатах. Увидел среди них жену и не стерпел — рассмеялся.

— Ох, Савад! До чего ж ты в этом халате на ветеринаршу похожа!

Савад глянула на мужа, прыснула, потом кинула взгляд на завфермой, видит: не по вкусу начальству смешочки, и не стала больше глядеть на мужа.

Дерках подошел к коренастому. Устремив вдаль круглые глаза, бакинец старательно дышал полной грудью. Выдохнул, перевел взгляд на красноватое лицо Деркаха.

— В таких местах жить — сто лет проживешь!..

Дерках молча кивнул на собравшихся перед коровником доярок. Только теперь коренастый вроде бы вспомнил, зачем они здесь. Видит, коровы стоят, траву пощипывают, перед ними люди в белых халатах, в руках ведра. И, обернувшись к сидящему на ящике тощему парню, сказал:

— Можно начинать.

Тощий не спеша поднялся с ящика, бросил на землю окурок, примял его носком ботинка. Наклонился, чтоб вынуть из ящика аппарат, и тут на него напал кашель. Дядя Алемдар слушал, как из впалой груди парня вырывается сухой, хриплый кашель, и думал: «Ишь как его бьет, ему бы молоко горячее по утрам пить, очень при кашле помогает».

Коренастый, показывая руками, что-то объяснил женщинам, и все сразу пришло в движение. Возле каждой коровы присела на корточки доярка. Савад пристроилась возле той, со звездочкой. Корова стояла отвернувшись: ни траву не щипала, ни смотреть ни на кого не смотрела.

Коренастый поднял руку:

— Приготовились!.. Начали!..

В ведра, журча, полилось молоко, ведра позвякивали, казалось, дождь бьет по железной крыше. Дядя Алемдар подошел к Хази-муаллиму.

— Нельзя было на пастбище коров снять? — негромко, чтоб не слышали гости, спросил он.

— Товарищей прежде всего интересуют новые коровники, — так же тихо ответил Хази-муаллим.

Алемдар хотел было сказать, что бессовестно это — с полдня скотину с пастьбы угонять, но и рта открыть не успел, потому что та, со звездочкой, вдруг как поддаст копытом и опрокинула ведерко. Савад ее и так и сяк — знать ничего не желает. В другое время Савад сумела бы уговорить, улестить корову, но при чужих людях из Савад — хоть ей голову режь! — слова не выжмешь.

Алемдар отшвырнул посох и бросился к корове. По голове погладить, холку потрепать хотел, но коренастый как зыкнет: «Куда?! Зачем в кадр лезешь?!» — дядя Алемдар так и замер на месте.

Поздно замер. Тощий парень поставил на землю аппарат, начал сердито чиркать спичкой, и дядя Алемдар понял, что испортил дело. Дерках с укором покачал головой. Один Хази-муаллим улыбался. Поэтому дядя Алемдар к нему и обратился:

— Видал, фокусы выкидывает? — Он смущенно покачал головой, поднял посох и подумал, до чего ж зловредная скотина, помнит, что по боку ее огрел.

Коренастый сделал знак дояркам, те взяли ведра и отошли в сторону. Хази-муаллим подозвал Усача, достал из кармана листок и стал медленно, слово за словом читать, что там было написано. Наби-Усач слово за словом повторял то, что ему читали, — учил выступление.

Потом коренастый взял в руки какую-то железную штуку, похожую на посох с набалдашником, поднес набалдашник ко рту Наби, и тот начал медленно произносить только что заученные слова:

— Наша молочная ферма одна из передовых. Я обслуживаю семнадцать коров. В настоящее время работаю в счет будущего года. Мы создали хорошие условия для животных…

Наби говорил, а Хази-муаллим следил глазами по листочку и согласно кивал головой.

Дядя Алемдар поглядел на коров, на небо. Увидел, что облако, недавно обложившее полнеба, уже рассеялось и солнце перевалило за полдень. Жалко ему стало коров.

Коренастый поставил перед Наби пустой молочный бидон, дал в руки полное ведро молока и велел тихонечко переливать это молоко в бидон. И сказал, чтоб не смотрел в аппарат, ты, мол, занят своим обычным делом, ты только что надоил это молоко. Сказав так, коренастый внимательно поглядел на усы Наби, и тот сразу пошевелил усами…

Потом коренастый поглядел вокруг, и взгляд его задержался на пастухе. Дядя Алемдар выпрямился, взял в руки посох, на который опирался, как на костыль. «Неужто опять напортил чего?!» Хотел попятиться назад, но коренастый подозвал его и показал на пустой бидон, стоявший неподалеку от Наби.

— Давай-ка берись за него! За ручки, ясно? Двумя руками! Будто он тяжелый, молока полно, а ты его поднять должен. Но поднимать не надо, понял? Просто для виду…

Дядя Алемдар взглянул на Савад. Та стояла в сторонке, огорченная до невозможности. Алемдар сокрушенно покачал головой: «Не надо бы животину обижать. Теперь вот на жене отыгралась…»