— Понимаешь, Ягненок, когда человек управляет большим делом, всегда можно найти в его работе кучу недостатков. Согласен?
— Конечно.
— Но в моем случае выявились не просто недостатки — очковтирательство получилось. Да, так уж вышло. Понимаешь, в декабре не дотянул план, а тут конец года, годовой план летит… Одним словом, показал несколько больше в отчете, думал, следующим месяцем покрою. А в январе еще хуже пошло! Я опять вру. Ну и обнаружилось… Самое противное, что ведь не моя инициатива, я таких вещей не люблю. Вышестоящие присоветовали. Проще сказать — приказали. Ну, а когда обнаружилось — меня к ответу. Они ведь приказов не писали. Пленки магнитофонной тоже нет. Честно говоря, вот эта несправедливость и мучает больше всего. Слушай, я не надоел тебе? Скажи честно.
— Да что ты! Я сам хотел тебя расспросить.
— Да, Ягненок, велика подлость человеческая. Начали разбираться, так мы, говорят, знать не знаем, ведать не ведаем. И такими на меня ясными глазами глядят. Думаю, может, и правда, не говорили? Пригрезилось? Я и не пытался оправдываться. Вина моя при мне, никуда от нее не денешься, а что подлецы из воды сухими выйдут, что ж, тут уж, видно, ничего не поделаешь. Хорошо, хоть из партии не исключили. Строгача дали с занесением в карточку. Такие дела, Ягненок.
— Брось переживать! — Джебраил махнул рукой. — Пройдет полгода, год — снимут выговор. Зато умней будешь. За битого, говорят, двух небитых дают.
— Нет, Ягненок, не по мне все это. Ты знаешь, самолюбивый я, не смогу на побегушках…
— Так уж и на побегушках?..
— Эх, Ягненок! — Мири улыбнулся и покачал головой. — Не понять тебе это, ты ведь у нас почти что ангел. А я мужик заносчивый, к уважению привык. Да ведь оно заслуженное, уважение-то, сам знаешь. Выходит, работаешь, работаешь, а споткнулся — и мордой о мостовую?!
Джебраил молчал. Он понимал, что Мири не прав, и не знал, что ему сказать. Упрекать, как это сделал Касум? Утешать, как ребенка? Не помогут ему слова, тут только время поможет.
Мири закурил, в глазах его промелькнуло что-то похожее на улыбку.
— Забавная есть история… — Он усмехнулся, покрутил головой. — Решил один раз всевышний взять к себе туда, наверх, на небо, любимчика своего. Глядит, глядит, плохо ему оттуда видно. Потом вроде нашел. Протянул руку, схватил за пояс, поднимает потихонечку в небеса. Поднимает, поднимает, несколько лет поднимал — небо как-никак, давление меняется и все такое, человек радуется, а остальные глядят снизу, завидуют счастливчику. Ну, скрылся он за облаками, на которых всевышний располагался, а тот подносит его поближе: мать честная — не тот! И бросает его вниз. Тут уж без всякой осторожности, не думает про давление. Тот так и шмякнулся! А аллах опять искать начинает, по земле шарить, отыскивать того счастливчика. Уж сколько веков ищет. Возьмет, поднимет туда, к себе, вглядится: нет, не тот — и бросает. Ну ладно, Ягненок, заболтался я, пойду…
— Куда ты? Рейхан там наверняка готовит что-нибудь. Обидишь.
Мири, похоже, не слышал его слов. Уже взявшись за ручку двери, он вдруг остановился и обернулся к Джебраилу:
— Что дома говорить, понятия не имею. Две дочери у меня, зятья… Вчера старший внук спрашивает: «Дедушка, а почему за тобой сегодня машина не приехала?» — «Не будет, говорю, больше приезжать». — «Сломалась, да?» Да, Ягненок, сломалась моя машина… А Касум — зря. Правда, зря. Ну, Ягненок, будь здоров, дорогой. Дай бог тебе всего, всего! Хорошо, что я повидал тебя. Ну, я пошел…
Ночью его разбудил телефонный звонок:
— Джебраил! Это я, Малик… Беда случилась… Мири… Шел вечером, задумался, видно… В общем, трамваем его. Пока везли, умер… Я тут… у него… Приезжай. Только скорей, ради бога!
…Это ж надо, чтоб человек так смеялся!.. Сухой, будто деревяшки сыплются. Где ж он хохочет, этот тип? А, в чайхане. Да, в чайхане. Там уже полно набралось. Джебраил поискал взглядом Машаллаха, но того пока не было, Джебраил сразу увидел бы его знаменитую папаху. Скоро явится — денег занять у Хандадаша. И тот даст — уж больно ему мила папаха Машаллаха. И Хорен, наверное, придет. Придет и, пользуясь знакомством с Машаллахом, будет пить чай бесплатно, и, пока тот будет не спеша цедить чай, Машаллах будет гордо поглядывать на него, и все мысли Машаллаха будут только о том, чтоб обыграть Хорена, взять реванш. Забыл поговорку: начал учиться в сорок лет, играть будешь в могиле. Хотя лет сто он проживет, уж точно. Интересно устроен мир. Мири прожил всего пятьдесят шесть, хотя вроде бы жить и жить ему, а этому пустобреху ни черта не делается!.. Всю жизнь только и знал — болтать. Такие долговечны, всех своих сверстников на тот свет отправит и братьев своих — и среднего, и младшего. А среднему от него еще крепко достанется. В бане заправляешь, и денег нет? А на какие шиши «Жигули» купил?