Зеленая ночь

Джебраил поднялся, взял сетку с молочными пакетами. «Все, братцы, сколько положено — ждал!» И, подальше отставив руку с измазанной молоком сеткой, он мимо чайханы направился к Проспекту нефтяников.

Он уже подходил, чуть семеня, к зданию «Интуриста», но вдруг представил себе, как одиноко будет ему сейчас там, в огромном, по-утреннему полупустом ресторане. И зябко передернул плечами. Вспомнил, что тут, совсем рядом, есть кафе с симпатичным названием «Улыбка». Ему не доводилось бывать там, но он слышал, что кафе неплохое, подают хингал, шашлык, люля-кебаб и прочие хорошие вещи. Только не нужна ему вкусная эта еда, другое, совсем другое нужно ему… Но «Улыбка» — это уже хорошо. Интересно, кто там больше улыбается: посетители или официанты?

Джебраил дождался зеленого света; аккуратно ступая, по «зебре», пересек проспект и оказался на Приморском сквере.

В кафе было немноголюдно, кое-где сидели за столиками по одному, по двое. Официант стоял возле буфета, облокотившись на стойку, и время от времени поглядывал на сидевших за столиками.

Джебраил прошел в самый угол. Положил на стол злосчастную свою сетку. Снял плащ, поискал глазами вешалку, не нашел и бросил его на спинку стула. Сел, распустил галстук, поглядел по сторонам. Тесновато, зато светло, приветливо. Стеклянные стены задернуты были кремовыми шелковыми гардинами, смягчавшими яркость полуденного солнца. Хорошо, один только недостаток — кухней пахнет, ну тут уж ничего не поделаешь, тесно.

Парень в белой, довольно чистой куртке отделился от стойки и не спеша подошел к Джебраилу.

— Хингал имеется, почки, люля… — лениво, словно успел уже бесконечно устать, проговорил он.

— Бутылку водки принеси, — негромко произнес Джебраил, не глядя на парня.

Видимо определяя тип посетителя, официант оглядел сетку с пакетами, брошенный на спинку плащ, опрятный костюм и почтенную лысину Джебраила.

— У нас водку не подают… — неуверенно сказал он. — Запрещено. Вот если шампанское…

— Давай шампанское.

— А на закуску?

— Закуски не надо. Только вино.

Официант внимательно посмотрел на Джебраила и пошел к стойке. Что-то сказал буфетчику, тот быстро взглянул на Джебраила и, чуть заметно пожав плечами, полез в холодильник.

Официант умело открыл бутылку, наполнил принесенный бокал и уже хотел отойти, но Джебраил сказал:

— Принеси еще восемь бокалов.

— Сколько?

— Восемь.

— Вы с друзьями. Подойдут?

— Они уже здесь. За столом.

Рыжеватые брови парня вздернулись. Он растерянно обернулся, взглянул на буфетчика (тот слышал, следил за ними); буфетчик фыркнул и, чтобы скрыть смех, низко наклонившись, стал переставлять тарелки.

Официант принес восемь бокалов, подумал, не зная, как поставить, и все кучкой поставил перед Джебраилом.

— Получите, — сказал Джебраил, протягивая официанту десятку.

— Зачем спешить?

— Возьмите, мне так удобнее.

Официант отошел, чуть заметно пожав плечами.

Джебраил стал разливать шипящее вино. Налил всем. Взял свой бокал.

«Дорогие, незабвенные мои друзья!..» Дальше тост не получался. Нет, все-таки это непорядок, Малик должен был «закрывать собрание», знают же, Джебраил не умеет произносить тосты. Ни разу в жизни тамадой не был.

Он со вздохом поглядел по сторонам, словно ища помощи, и увидел, что официант и буфетчик, облокотившись на стойку, не отрывают от него обалдело-испуганных глаз. Они недоуменно разглядывали его старомодный, но совершенно новый костюм, его длинное лицо с лиловыми мешками под глазами, поношенную кепку, из-под которой выглядывают седые завитки, и думали, что старик этот конечно же сумасшедший и как бы не влипнуть в историю.

Джебраил снова приподнял бокал. Не получится у него торжественной речи, не сумеет он высказать друзьям все, что за многие годы накопилось в сердце, ну да ничего, люди свои, простят. Ничего, Джебраил, скажи, как умеешь, тут все свои…

«Ну что ж, ребята… — не отрывая глаз от бокала, Джебраил внимательно разглядывал снующие в вине пузырьки воздуха. — Сегодня двадцать второе октября тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Жизнь продолжается… Все идет своим путем, как от века положено, одни уходят, другие приходят… Так-то оно так, а все-таки плохо мне без вас, тоскливо, ребята… Пусто… А так что ж… и Рейхан, слава богу, жива, и сын хороший, и внучка… И пенсия нормальная. Только вот с грудью плоховато, иной раз так ночью начнет резать, ну, думаешь, все, каюк тебе, Ягненок! А Рейхан ногами мается, когда непогода. Сегодня, слава богу, вон как солнечно, не будут у нее ноги ныть. В такую погоду жить да радоваться. А вас нет… Не видите вы этого ясного дня… Ну что ж, ваши внуки живут, растут ваши побеги. Только Джафар, бедняга, юным ушел на тот свет, не осталось на земле его побегов. Героем погиб наш Джафар! А мы не были героями, жили, трудились как могли и умерли без шумихи, спокойно. Но жизнь мы прожили не впустую, не зря мы топтали с вами землю…»