Зеленая ночь

Объехать Гариба Шаммед не мог, справа и слева стеной стояли камыши, под ними болото.

Мотоцикл медленно приближался. Переднее колесо коснулось Гариба, въехало ему между ног. Гариб не тронулся с места.

Оглушительный, сумасшедший треск мотора наполнил камыши. Задевая друг друга крыльями, разом вспорхнули птицы.

Гариб стоял как скала, сжимая коленями переднее колесо мотоцикла.

С дергающимися от злости губами Шаммед-Лиса заглянул в его непримиримо блестевшие глаза и слез с мотоцикла. Подошел, взял Гариба под локти и поднял. Гариб подивился его силе. С виду вроде худой, а крепкий, как ремень. Жилы на руках вздулись, того гляди — лопнут.

Гариб ждал, что Лиса швырнет его на землю, но тот осторожно, будто неся стеклянную посудину, сделал шаг в сторону и поставил его сбоку от тропы.

Через секунду Гариб снова стоял перед мотоциклом.

— Ну ты даешь! — Шаммед матюгнулся и слез с мотоцикла.

На этот раз он отнес Гариба подальше, но, пока усаживался в седло, Гариб снова успел загородить дорогу.

То, что Гариб был такой больной и чахлый, связывало Шаммеду руки. Щелкни — он и готов! Не дай бог, помрет от твоей руки!

Шаммед-Лиса сгреб Гариба за шиворот и изо всей силы швырнул в камыши. Гариб плашмя растянулся в луже, но тут же вскочил, как кошка, и, весь мокрый, бросился к мотоциклу.

Шаммед-Лиса схватил Гариба за шею, вымазанную липкой грязью.

— Да что ж ты ко мне прилип, липучка?! — чуть не плача, закричал он. — Ведь удушу, подлюга!

Шаммед-Лиса смотрел на заляпанное грязью лицо и видел два черных, непримиримо сверкавших зрачка. Ему вдруг стало не по себе. А вдруг спятил парень? Бродит чего-то в камышах…

— Отстань от меня, Гариб! Честью тебя прошу! Ну ради матери твоей Малейки! Чего он тебе дался, этот заповедник?! Ты ж ему не хозяин, не охранник. Садись сзади, домой отвезу. Ну? Пойдем, умою в арыке!

Гариб покачал головой.

Лиса понял, что уговорами ничего не добьешься. Избавиться от Гариба можно было только одним способом: бросить добычу и уехать. Но Шаммед-Лиса был не из тех лис, на которую крикнуть погромче — бросается наутек. «Бросить уток?! С ночи в засаде сидел, по грязи за ними шлепал! Нет, сдохну, а не отступлюсь! Плевать мне, что ты психованный!»

Крепко ухватив Гариба за руку, Шаммед дернул его, чтобы оттащить подальше; Гариб споткнулся, опрокинулся на спину. Не выпуская его руки, Шаммед волок парня по земле.

Рубаха треснула и разорвалась. Острые обломки камышин раздирали Гарибу кожу… Оттащив парня на несколько шагов, Шаммед хотел уже бросить его, но Гариб обхватил руками его ногу и изо всех сил прижал ее к груди. Вырвать ногу не получалось, Гариб висел на ней пудовым куском смолы.

Раздался треск мотоцикла, Шаммед вскинул голову, но тут же опустил ее, не пытаясь уже вырвать у Гариба свою ногу.

Серхан и Адыширин разом соскочили с мотоцикла. Адыширин подбежал к лежащему на земле Гарибу, поднял ему голову, вгляделся в измазанное глиной лицо… И вдруг ахнул:

— Гариб! Ей-богу, Гариб! — Потом снизу вверх посмотрел на Шаммеда: — Ты что же это? Хворый мальчишка, а ты?.. Паскуда!

Гариб наконец выпустил Шаммедову ногу.

— У него там полная коляска… — сказал он и, выплюнув грязь, кивнул на мотоцикл.

Серхан подошел к Шаммеду, схватил его за ворот.

— Попался, Лисица!

— Сколько веревке ни виться, а кончику быть! — сказал Адыширин и ладонью обтер Гарибу лицо.

* * *

Малейка обошла все дома на их улице, расспрашивала соседей.

Джавад побывал во всех трех чайханах, по нескольку раз наведывался в разные концы поселка — никто даже и не видел Гариба. Речка по щиколотку, ребенок упадет — не утонет. Будь во дворе колодцы, решили бы: в колодец свалился. Куда он мог деться? Ведь еле ноги таскает.

— Утром ушла, он спал. Пока в школу сходила, часа не прошло. Прихожу — нет парня. Куда, думаю, подевался? Послала к тебе соседского парнишку, думаю…

Малейка не договорила: отворив калитку, Гариб вошел во двор. Все были в сборе — и мать, и Джавад, и Кендиль, и семеро ребятишек. И все смотрели на него чуть не плача. Гарибу стало совестно.

— Есть хочу! — сказал он, поднявшись на веранду.

За два эти слова Кендиль с Джавадом простили ему все грехи. Мать со слезами на глазах бросилась к плите.

— Из дому уходишь — сказать трудно? — плачущим голосом завела она, но уже так, для порядка. — С утра места себе не нахожу. Ну где ты пропадал? Где?

— В заповеднике.

— В заповеднике?! — у Джавада отвалилась челюсть. — Один ходил?

— Один.

— А как же ты добрался?

— Туда с попутной, а обратно Серхан на мотоцикле подбросил.

Малейка окинула сына счастливым взглядом, только сейчас заметив, что на нем старая чужая рубашка.

— А где ж ты рубашку-то взял, сынок?

— Серхан дал. Я свою об кусты порвал. У них там в сторожке полно старья.

— Ты что ж, так весь день и ходил голодный? — Кендиль сердито отстранила прыгавшего у нее на руках малыша.

— Нет. Утром у Серхана поел.

— Спасибо тебе, господи! — Кендиль подняла глаза к давно не крашенному темному потолку. — И болезнь от тебя, и исцеление!

Малейка мысленно воздала хвалу всевышнему.