Зеленая ветвь

Таких знакомых у них оказалось немало. Хотя президент выехал из России за два года до того, как Райкоса перевели в Петербург, они не раз бывали в доме молдавского боярина Скарлата Стурдзы. Приезжая в столицу, Раенко часто посещал этот дом. Тут собирались вольнолюбивые люди — борцы за свободу Греции. Их пламенные речи, готовность отдать жизнь за счастье и свободу родного народа привлекали сюда и его, молодого офицера. Здесь Раенко познакомился с Каподистрией, будущим вождем греческих повстанцев Александром Ипсиланти и с Александром Стурдзой — с ним Иоанн Антонович служил в министерстве иностранных дел. Друзья-единомышленники поверяли свои замыслы сестре Александра Стурдзы — пылкой красавице Роксандре. Она-то и сблизила Райкоса с Каподистрией.

Роксандра помогала Каподистрии в организации общества «Фило музос этерия», которое ставило своей целью просвещение греческой молодежи. Выйдя вскоре замуж за графа Эдлинга и став фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, Роксандра не только не забросила свою деятельность в пользу общества, но взялась за нее с еще большим жаром. Всех своих знакомых, друзей, родственников своего супруга, членов царской семьи она убедила пожертвовать денежные суммы на нужды греческого просвещения.

Даже сам император всероссийский и его супруга — люди далеко не щедрые, скорее скуповатые — не смогли устоять перед красноречием красавицы Роксандры Стурдзы — в замужестве графини Эдлинг. Они внесли в фонд общества 600 золотых дукатов.

Будущий президент Греции и будущий подполковник ее республиканской повстанческой армии были верными поклонниками и верными друзьями обаятельной, умной и темпераментной женщины. Не удивительно, что, вспоминая близких петербугских знакомых, президент первой назвал имя Роксандры.

— Вы ничего не знаете о графине Эдлинг? Как ей там живется в Петербурге? — спросил Каподистрия.

— Увы, ваше превосходительство. Я ничего не знаю о ней, — ответил Райкос.

Каподистрия удивленно приподнял осыпанные инеем седины брови.

— Неужели?.. А ведь я раньше вас покинул Россию. Неужели после моего отъезда вы даже не удосужились повидать нашего верного друга графиню?

В тихом, глуховатом голосе президента звучал горький упрек.

Такой же упрек Райкос прочитал и в его печальных глазах. И почувствовал необходимость оправдаться, очистить душу от какого-то неведомого ему самому греха.

— Я, конечно, виделся с ней. Посещал ее… И не раз. Но очень давно. Да, ваше превосходительство, в последний раз, когда я видел графиню Эдлинг, у нее в руках было ваше письмо. Она читала его и плакала. — Сказав это, Райкос, словно осекшись, вдруг замолчал. А затем, покраснев, растерянно и виновато взглянул на президента.

Каподистрия в свою очередь внимательно и строго посмотрел на Райкоса.

— Продолжайте, подполковник… Что же вы молчите? Какое письмо она читала?

Но Райкос, словно не слыша его слов, продолжал молчать. А молчал он потому, что вдруг понял, — рассказывая подробно о своей последней встрече с графиней, он наносит президенту удар по незажившей ране.

Но президент настаивал.

— Да говорите же, — сказал он голосом, который звучал теперь твердо и повелительно. — Говорите, — повторил он, сердито уставясь на Райкоса.

Николай Алексеевич никогда еще в жизни не чувствовал себя так неловко. От волнения у него даже лоб покрылся каплями пота. «Ах, какой же я бестактный!..» — корил мысленно он себя.

— Оставим этот разговор, ваше превосходительство, — хрипло выдавил из себя Райкос. — Оставим…

Но Каподистрия был неумолим:

— Говорите…

Горький комок подкатил к горлу подполковника, но он все же собрался с силами и сказал:

— Она плакала, читая ваше письмо от двадцатого февраля… Помните?..

— Я-то помню… Да, от двадцатого… А вы?

— О! — тяжело вздохнул Райкос. Он ощутил, как его горло распирает что-то горькое, солоноватое. Распирает, забивая дыхание. И вдруг снова, как много лет тому назад, перед ним возникли строки письма, написанного бисерным почерком Иоанна Антоновича.

Он помнит каждую строку. Помнит так хорошо, что они и сегодня гудят в его памяти, как глухие, тяжелые удары греческого деревянного колокола-симандры. Вот они, эти строки, извещающие о смерти сестры президента монахини Ефросинии:

«Ее убили распространившиеся слухи, что государь сослал меня в Сибирь, — писал президент графине Эдлинг, — а потом в Африку, назначив своим посланником, и что, наконец, я умер…»

Слухи-убийцы… Они погубили сестру президента, девушку с гордой душой. Ефросиния беззаветно верила в Россию. Могучую Россию-освободительницу. Верила, как по сей день верят в нее тысячи греков…

Райкос почувствовал, что не может справиться с предательским волнением. Он отвернулся, чтобы его смятение не увидел президент. Отвернулся, лихорадочно ища в кармане платок. Стыдно, когда видят, как военный человек не может взять себя в руки. Да еще не простой солдат, а боевой, бывший в сражениях офицер… Ах, до чего неладно получилось!