Зеленая ветвь

— Мне приятно это слышать. И все же справедливости ради не могу не возразить, что среди моих соотечественников попадаются и малодушные.

— Петра Ивановича Рикарда к таким не отнесешь. Он не ретроград и не легитимист.

— Позвольте задать вопрос: откуда вам это известно?

— По долгу службы. Мне часто приходится сопровождать иностранные корабли, находиться на командных мостиках, в рубках, а порой и в кают-компаниях судов с флагами адмиралов, в том числе и русских. Мне, как лоцману, не раз приходилось беседовать с контр-адмиралом Петром Ивановичем Рикардом. Он не скрывал своих республиканских взглядов. Я даже удивлялся, что царский адмирал ругал королей и называл их выродками. Хотите, я вас с ним познакомлю? Он слышал о вас. Однажды за столом в кают-компании даже высказался… Вы не обидитесь, если я приведу его слова?

— Вы знаете, что я не благородная девица. Говорите, я стерплю.

— Адмирал привык изъясняться несколько резковато. Вот его подлинные слова: «Мне передали, что за греков по своей воле отменно сражается наш русский сумасброд… Жаль, конечно, что в нашем отечестве нашелся лишь один такой. И спасибо, что хоть один, да все же нашелся».

— Да, не слишком похвалил меня соотечественник. В его глазах я не более, чем сумасброд, — грустно произнес Райкос.

— А вы не обижайтесь. У него это, наверное, самая высшая похвала. Хотите, я вас с ним познакомлю? Уверяю вас, он будет очень рад.

— Нет. Не надо. Лучше расскажите, где теперь Мияулис.

— Когда этот изменник понял, что попал в ловушку, то с досады не пощадил даже свои корабли. Покидая фрегат «Эллас», он поджег штанги, ведущие к пороховым погребам, и взорвал корабль. Таким же способом уничтожил и корвет «Индру».

— На этом и кончились преступления мятежников?

— К сожалению, нет, — вздохнул Игнатий. — Мияулису удалось бежать на Индру. Там он отремонтировал 22-пушечный корвет, вооружил четыре брига и несколько мелких судов. Эта флотилия грабит прибрежные поселки, торговые корабли, подстрекает людей против правительства. Мятежники вербуют приверженцев, хотят провозгласить новое правительство во главе с Мияулисом.

— Значит, угроза еще серьезная?

— Весьма. К тому же войска французского экспедиционного корпуса вышли из Наварина и движутся к Навпали.

43 ПАСКВИЛЬ

Окна стали лиловыми от вечерних сумерек. Президент перечитал еще раз документ, регламентирующий цены в торговле, скрепил его своей подписью и положил в папку. Он облегченно вздохнул и откинулся на мягкую спинку кресла, сожмурив утомленные глаза. Напряженный день кончился. Наступал не менее напряженный вечер, который, возможно, продлится до самой полночи… В полутьме кабинета бесшумно появился дряхлый служитель, молча поклонился, зажег в канделябрах свечи и удалился.

Каподистрия страшно устал. Ему хотелось вслед за служителем покинуть кабинет, направиться домой, снять мундир, одеть свободное штатское платье и отдохнуть. Но, наперекор желанию, руки потянулись к стопке лежащих на столе газет.

Ему надо знать все, что происходит в мире, особенно в тех странах, где решается судьба его родины. Ему необходимо знать, что там говорят государственные мужи, что декларируют, что замышляют…

Он перелистывал серые страницы газет из России, Англии, Франции, Германии, Италии, Швеции, Нидерландов, Бельгии.

Особый интерес вызывали у президента «греческие» газеты, издаваемые за рубежом — в Константинополе и Смирне.

В Константинополе газету на французском языке выпускали фанариоты заклятые враги республиканского правительства. Это были агенты французских и английских дипломатов, ярых недоброжелателей Каподистрии. В своем рвении унизить президента константинопольские писаки перестарались: их газетка помещала клеветнические материалы, чем стяжала скверную славу и потеряла доверие у читателей. Вот и сегодня первую страницу снова открывал пасквиль на Каподистрию — клеветническая стряпня фанариотского поэта Александра Суццо…

Президент дважды пробежал глазами бездарную стряпню с убогими потугами на сатиру. Но, к своему удивлению, почувствовал, что пасквиль не вызвал у него раздражения. Его мысли были заняты другим.

44 ПОЗДНО НОЧЬЮ

Что же в конце концов подбивает некоторых греков на предательство? Что заставляет их переходить в стан врага и приносить вред своему отечеству? Что питает их злобу к нему, человеку, который вынес всю тяжесть борьбы за освобождение родины? Самым невероятным казалось то, что предатели сомкнулись с заклятыми врагами своей отчизны — с разгромленными султанскими поработителями и мрачными реакционерами Европы. Ненависть монархов к республике понятна — они боятся всего, что может поколебать их ветхие троны. Клевета и провокации — это лишь проявление бешеной злобы, которую они питают к маленькому народу, сумевшему после длительной борьбы обрести независимость.