Зеленая жемчужина. Мэдук

– Я делаю только одно существенное допущение, – возразил Эйлас. – Я допускаю, что вы так же преданы делу поддержания мира, как и я. В этом отношении существуют только две возможности: я могу быть прав или я могу ошибаться. Но если я ошибаюсь, значит, вы не намерены поддерживать мир – абсурдное предположение!

На губах Казмира появилась язвительная усмешка:

– Все это хорошо и замечательно, но не будет ли ваша доктрина рассматриваться как несколько расплывчатая, даже наивная?

– Не думаю, – покачал головой Эйлас. – Основная идея достаточно ясна. Потенциального агрессора будет сдерживать страх неминуемого поражения, за которым последуют наказание и свержение его династии.

– Я обязательно рассмотрю ваше предложение, уделив ему все возможное внимание, – пообещал Казмир.

– Ничего другого я не мог ожидать, – заключил Эйлас.

4

Пока Эйлас развертывал перед королем Казмиром свои несбыточные планы, Друн и Мэдук вышли на переднюю террасу замка и встали рядом, облокотившись на балюстраду. Перед ними находилось прямоугольное пространство, известное под наименованием Королевского плаца, а дальше виднелись крыши столицы Лионесса. Сегодня, вопреки возражениям леди Восс, Мэдук надела обычный наряд – серое холщовое платье до колен, напоминавшее крестьянскую рубаху, перетянутое ремнем на талии. Ее кудри были повязаны плетеным синим шнурком с кисточкой, болтавшейся у левого уха; вместо туфель она носила сандалии на босу ногу.

Друн заинтересовался кисточкой и счел нужным заметить:

– Вам эта кисточка придает замечательно бесшабашный вид.

Мэдук махнула рукой с притворным безразличием:

– Подумаешь! Всего лишь каприз, больше ничего.

– Забавный каприз, явно напоминающий о свойственной феям манере рисоваться. Такой кисточкой могла бы похвалиться ваша матушка Твиск.

Мэдук с сомнением покачала головой:

– Когда она со мной встретилась, на ней не было никаких кисточек или подвесок, а ее волосы развевались, как голубой туман. – Мэдук задумалась: – Конечно, я не знакома с обычаями фей. Во мне от них уже мало что осталось.

Друн разглядел собеседницу с головы до ног:

– На вашем месте я не стал бы с уверенностью делать такой вывод.

Мэдук пожала плечами:

– Не забывайте, я никогда не жила среди фей. Я не питалась пыльцой, не пила нектарное вино. Феи сделаны из другого теста…

– Из феерической материи – ее называют сомой. Это правда, что сома постепенно исчезает, оставляя лишь человеческую плоть.

Мэдук мечтательно смотрела на крыши города:

– При всем при том мне почему-то не хочется думать о себе как о «человеческой плоти».

– Разумеется нет! Взглянув на вас, я никогда не подумал бы, что передо мной не феерическое создание!

– Рада, что вы составили обо мне положительное мнение, – сдержанно ответила Мэдук.

– Подозреваю, что вам мое мнение уже известно, – сказал Друн. – Кроме того, позволю себе заметить, что сегодня вы в гораздо лучшем настроении, что само по себе приятно. Вчера, за ужином, у вас была физиономия угрюмой недотроги. Мне показалось, что наши разговоры наводят на вас скуку.

– Неужели мое настроение было настолько очевидно?

– Ну, во всяком случае, вы не были склонны к общению.

– Тем не менее я не скучала.

– Тогда чем же объясняется ваша печаль?

И снова Мэдук помолчала, поглощенная пейзажем:

– Хотите, чтобы я сказала правду?

– Выслушивать правду рискованно, – почесал в затылке Друн. – Надеюсь, ваши слова меня не слишком уязвят. Хорошо, говорите правду.

– Рискую при этом только я, – возразила Мэдук. – Но, как известно, я безрассудна и легкомысленна. Правда такова: я была настолько рада вас видеть, что меня охватила слабость и я чуть не упала в обморок.

– Поразительно! – развел руками Друн. – А когда я уеду, вас охватит такая печаль, что вы начнете петь и танцевать в безудержном веселье?

– Вы надо мной смеетесь, – опустила голову Мэдук.

– Нет. Ни в коем случае.

– Тогда почему вы ухмыляетесь?

– Мне кажется, что в вас осталось больше феерической материи, чем вы думаете.

Мэдук задумчиво кивнула, словно Друн подтвердил ее собственные подозрения:

– Вы долго жили в Щекотной обители – вы сами, наверное, заражены духом фей.

– Иногда я боюсь, что это так. Человеческий ребенок, проводящий слишком много времени с эльфами и феями, становится помешанным мечтателем. После этого он уже ни на что не годится, кроме игры на свирели. А когда он насвистывает дикий веселый танец, все вокруг начинают танцевать, причем не могут остановиться и пляшут до тех пор, пока башмаки не разваливаются!

Мэдук с интересом посмотрела на Друна:

– Вы мне не кажетесь помешанным мечтателем – хотя, конечно, кто я такая, чтобы судить о таких вещах? А вы, случайно, не умеете играть на свирели?

– Умею, – кивнул Друн. – В свое время я наигрывал песенки и мелодии, странствуя с танцующими котами. Это было давно. Теперь я принц, и мне не подобает аккомпанировать котам.