Зеленое платье Надежды

Майя Фёдоровна пожала плечами и зашла в комнату сына.

— Он опять здесь курил.

— А ты знаешь, во сколько он пришёл домой?

— Знаю, очень поздно.

— Нет, очень рано.

— Тебе лишь бы по твоему.

Константин Викторович скорчил гримасу, спорить с женой было бесполезно, он уже не делал этого лет двадцать.

— Я волнуюсь за него.

— А ты думаешь, что я…

Хлопнула входная дверь и их сын проследовал обратно в свою комнату, раздеваясь на ходу. Он поставил телефон на зарядку, затем в задумчивости прошёл несколько раз от балкона на кухне до окна в спальне родителей, это была самая длинная траектория в квартире. Майя Фёдоровна попыталась заговорить с сыном, но он лишь отмахнулся, затем заперся в своей комнате.

Несколько минут Толик смотрел на заряжающийся телефон, как-будто это было важно, затем решился и набрал номер телефона Надежды. Он перестал дышать… увы, абонент временно недоступен.

Сначала он с облегчением выдохнул, как будто откладывалась его казнь, затем понял, что потом, может быть слишком поздно.

Толик решительно направился в ванную и, несмотря на протесты родителей, заперся там. Обычно это помогало. Он разлил по ванночкам реактивы и проявители, приготовил плёнки, но успокоится не мог и понял, что сейчас это не поможет и всё убрал обратно.

Притихшие родители делали вид, что происходящее на экране телевизора им гораздо интереснее, чем метания сына. Толик путано объяснил им, что хочет чем-нибудь заняться и срочно, но не фотографией, не компьютером, не чтением книг, а чем нибудь эдаким. На что отец заметил, что, кстати, на шкафу пылится его некогда любимый транзистор, который дожидается ремонта третий год. А мать сразу припомнила машинку для закатывания солений, которая находилась в таком же положении.

Сын даже не счёл нужным ответить на подобные предложения, лишь отмахнулся и вышел. Такие бытовые подвиги ему сейчас были мелковаты, ему бы «саблю, да коня, да на линию огня», а семейные делишки слишком ничтожны для его рвущегося наружу отчаянья. Некоторе время он провёл за наблюдением круговорота мокрого белья в стиральной машине, затем всполошился, как застигнутый врасплох фазан и снова забегал по квартире.

Абонент по прежнему был не доступен. От еды Толик отказался.

Глубокой ночью Майя Фёдоровна проснулась от странных звуков, повинуясь инстинкту, она двинулась к их источнику. Она была чрезвычайно удивлена, обнаружив в ванной сына, растягивающего меха старого дедовского аккордеона, который издавал поразительно заунывные звуки, похожие на вой ветра в печной трубе.

21

Уже к четырём часам дня всё было готово: утка, запечённая в колесиках апельсина, большое овальное блюдо холодца, украшенное морковью и зеленью, а также пластиковые контейнеры с салатами.

Надя не любила откладывать дела на потом, даже наооборот, стремилась сделать их побыстрее, чтобы почувствовать себя свободной от обязательств. Теперь, в оставшееся до наступления Нового года несколько часов, можно было заняться чем-то приятным. Небольшая ёлочка, поставленная в простую кастрюлю с водой, ждала когда до неё дойдет очередь среди множества праздничных забот. Зоя Сергеевна оставила это удовольствие дочери, а сама что-то строчила на швейной машинке.

Обувная коробка со старыми игрушками, была кладом, куда каждый член семьи на протяжении нескольких десятков лет покупал что-то понравившееся ему, начиная с бабушки Софьи. Здесь в уютных колыбельках из ваты лежали хрупкие сокровища: самолетик с красной звездой, румяная Снегурочка, снеговики и зайки, овощи и фрукты. Вот эту кукурузину, например, купил ещё отец Надежды где-то на Дальнем востоке, а этот маленький гномик достался в подарок от дяди, который привез игрушку из Германии после войны. Вот такая вот история с географией в одной коробке. Но годы взаперти давали себя знать, кое-где на блестящих боках шаров проступили темные возрастные пятна, кое-где облупилась краска.

«Надо купить что-нибудь новенькое, а то как-то грустно».

— Мам, а ты не будешь против, если я наряжу ёлку не игрушками?

— Как хочешь, можешь вообще не наряжать, она и так красивая.

— Нет, я наряжу. Только использую продукты и предметы. Хорошо.

— Хорошо. А я, в свою очередь, хочу поросить тебя сделать мне приятное и надеть в гости моё любимое зелёное платье. Оно тебе очень идёт и это улучшит твоё настроение. Хорошо?

Девушка сделала кислую мину, но при этом согласно кивнула. Да, конечно, зелёное трикотажное платье было неоднократно проверенным оружием массового поражения и не давало осечек.

Дело в том, что благодаря льющейся текстуре, платье так выгодно демонстрировало все прелести женской фигуры, что Надя невольно вспоминала, что она девушка — существо нежное и эфемерное, соотвественно этому менялось её поведение, тембр голоса становился мягче, а движения плавнее. К тому же, потрясающий малахитовый цвет очень выгодно оттенял матовую белизну кожи и придавал глазам нефритовый оттенок.