Зеленые холмы Винланда

Белян, не переставая улыбаться, протянул Торму руку помощи – подняться с песка. Заговорил приглушенно и быстро:

– Торм, Торм, тише. Да тише ты. Вишь, ты только откопать собрался, еще и не копнул, а мы на краю ссоры. Нам это надо? Да еще при склерингах. Так что прав Ленок… Ну, цепляй за ладонь, цепляй. А топорик – я тебе свой отдам. Ну, Торм?

Уцепил Торм Беляна за ладонь, поднялся, отряхнувшись. Буркнул так, что никто не расслышал:

– Все равно потом откопаю. Чего добру пропадать?

Тут и мясо на костре поспело… Мир, подкрепленный общей трапезой, – самый прочный.

– Завтра с утра склеринги обратно к себе собираются, – подсказал Ленок Беляну. Помялся, помялся. – А знаешь, Белян, я тут подумал… Пойду-ка я с ними, а?

– Куда? – опешил Белян.

– Вот я и посмотрю, куда. Главное, с ними. Нет, не насовсем. На месяц-другой… третий…

– Да зачем тебе?!

– Ну, как… Дружбу крепить надо. Осваиваться надо. Речь ихнюю стану понимать. Новое узнаю. Вернусь, расскажу.

Когда бы дом был не достроен, колодец не дорыт, частокол не установлен, решил бы Белян, что Ленок просто от тяжелой работы бежит. Хоть со склерингами, но отсюда. Однако все как раз уже сделано на славу. Да и Ленок – не Тили-обжора. Вот он-то, Тили, готов на край света сбежать, лишь бы лишний раз палец о палец не ударить.

Оно, конечно. Про дружбу, про освоение, про речь, про новое – слушать пользительно от Ленка. Но подвох очевиден. В чем бы он?

3

В чем подвох, стало очевидно аккурат через три месяца. Когда Ленок вернулся-таки. С ним – полдюжины склерингов, не прежних, других. Вызвались проводить гостя дорогого, заодно тоже посмотреть, как бледонолицые живут. Интересно ведь!

– Ленок! Ленок вернулся! – радостно завопил Сивел с башенки, завидев процессию.

И радость та была неподдельной. Как и у остальных обитателей усадьбы. Все-таки свой, все-таки вернулся, все-таки, значит, и среди склерингов жить можно! Набежали все, шум и гам заполнил двор.

Ленок подарки от массачузов выкладывал на траву. Массачузы – да, так звалось племя склерингов, у которых он прогостил. К побережью массачузы нечасто выходят, моря опасаются – пиро2ги у них утлые, по речках виляют изрядно, а на морской волне переворачиваются.

Пиро2ги?

Ну да! Так они свои лодки называют – пиро2ги. Ленок изрядно поднаторел в знании языка массачузов. И внешне походить на них стал, по одежке всяко. Серапэ в полосочку – на их языке, накидка такая, мокасины причудливые – на их языке, обувка. Портки с бахромой – портки и есть портки. Два пера орлиных на башке, в волосах торчат… Ну, чистый массачуз! Они, массачузы, все больше по лесам промышляют. Охотники. Кочуют родами и семьями. Род Черной Совы – около пяти сотен человек. Но воинов и охотников не более двухсот.

А остальные – кто?

Да детишки малые и… Ну да, коли детишки, то и женщины. Кто же их рожает, детишек-то. Засмущался Ленок слегонца.

Ну-ка, ну-ка, Ленок?

Так он о том и говорит… Вот же два пера в волосах. У них, у массачузов, – это знак женатого мужчины.

– Чего-чего?!

– Ага! Вот же… скво, – и Ленок подтолкнул вперед самого низкорослого из прибывших с ним туземцев.

– Какое такое… скво?

– Не какое, а какая. Жена. По-ихнему – скво.

О! Женщина! И на лицо пригожа, хоть и непривычно – медонокожая, глаза раскосые чуть. Засмущалась сразу, потупилась.

– Да она у тебя не из бойких! – отметил Сивел, не без легкой зависти, впрочем. – Кличут-то как?

– Кличут Ту-ки-си. По-нашему – Тополиный Пух. Брат у нее – Быстрый Волк, тот, что с вождем ихним к нам наведывался. Не последний, между прочим, человек в племени. Хоть и молод пока.

Ленок приосанился. Вот в чем подвох был! Не столько для освоения чужого языка пошел он со склерингами. Прежде всего ради обретения собственной скво. И то верно! Почитай, который день, месяц, год они без женщины. Рукоблудием зазорно увлечься. Ай да Ленок! Мал, да удал! Наш пострел везде поспел!

– И много там, у них, женщин? – облизнулся Тили-обжора, слюну сглотнул.

– Да на всех, на них, хватает. Еще и свободных вдоволь. Массачузы сами предложили мне… м-м… породниться таким манером. Быстрый Волк и типи нам с ней выделил.

– Типи?

– Палатка такая островерхая. По-ихнему, типи.

– А обряд какой был? – строго спросил Белян. – Небось, не наш?

– Так ведь и мы не у себя, – отбрехался Ленок и был прав. – Да что вы все про жену да про жену! Лучше подарки разберите, зацените! – В общем, ушел от ответа.

Из подарков самое ценное оказалось – полмешка зерен. Маис называется. Почти как наш хлеб. В доказательство Ленок раздал каждому по лепешке. Пробуйте!

Попробовали. Ничего, есть можно. Не совсем наш хлеб. Но ячмень, собранный старицей Берит, не взошел – то ли повредился на пепелище, то ли земля тут другая. Так что сойдет за неимением лучшего.