Иногда нагрузка бывала такая, что к концу дня люди совершали необъяснимые поступки. Как-то летом, в неимоверную жару, мы летели в Термез. Наступал вечер, все задания были выполнены, прибор в кабине показывал температуру +70 градусов. Шли мы замыкающей парой на свой аэродром. И тут я заметил, что бортовой техник старший лейтенант Субханкулов зачастил в грузовую кабину. Спрашиваю:
— Что случилось?
— Командир, люк улетел…
— Какой люк?
— Пулеметный, со створок.
— Как это получилось?
— Хотел подготовить пулемет к работе.
— Какой работе и почему в полете?
Молчит, сам ничего не понимает.
Спрашиваю ведомого, не заметил ли он чего подозрительного. Отвечает, что ничего. Зной, ветер, начинается «афганец»… Но мы развернулись, спустились пониже. Ничего заслуживающего внимания не обнаружили.
На базе я продолжал успокаивать борттехника:
— Ты хоть понял, чем фокус мог закончиться?
— До сих пор дрожь бьет. В последнюю долю секунды успел руки разжать, сердце чуть не выскочило!
— Уберег Господь и твою голову, и мою. Ладно, пойду на доклад. Самое страшное позади, значит, все будет хорошо.
Хочется отметить, что в Афганистане в реальной боевой обстановке всегда находились рядом более опытные летчики, умеющие вовремя подсказать правильный порядок действий. Неоценимую помощь мне оказывали Сергей Быков и Александр Кашин. Так, в сентябре 1984 года, вылетев на операцию в составе группы ранним погожим и прохладным утром, я не смог высадить десант на высоту 3470 ни с первого, ни даже со второго захода. Только после десантирования всей группы я спокойно выполнил задание при поддержке и ободрении Быкова, Кашина и других летчиков. Взаимопонимание было — на уровне интуиции. Одного взгляда товарища было зачастую достаточно, чтобы сделать правильный вывод.
Душанбинский полк был не единственным и не первым полком, участвующим в боевых действиях. Его экипажи работали на всех направлениях ведения операций, от пустыни до высокогорья. Летчики, штурманы, техники, наземные специалисты всех специальностей прибывали в него на службу из самых разных воинских частей. Так в чем же причина того, что Душанбинский полк был первым среди равных?
Видимо, дело в том, что Рохлов отлично знал своих подчиненных. И в том, что назначил на самый ответственный пост Сухова. А еще в том, что стремился вникать в любую проблему вверенных ему людей, вплоть до бытовых. И сам нередко вел экипажи в бой. И провожал своих «соколиков» в последний путь вместе с частицей самого себя, не умаляя ни тяжести потери, ни собственной моральной ответственности за нее.
Как понимать неписаные законы, благодаря которым наш полк жил словно единый организм?
В чем причина того, что самые трудные задания Сухов выполнял лично, хотя в его распоряжении были профессионалы высочайшего класса — Захаров, Болгов и другие?
Зачем, вылетая на десантирование, Имангазиев, Быков, Вотинцев и другие опытные командиры экипажей брали на себя наиболее опасные участки?
Почему из боестолкновения Дубасов, Кашин, Захаров, Болгов… выходили последними, отправляя последовательно экипаж за экипажем на свой аэродром?
Кто заставлял Зубко, Захарова, Мусаева… производить десантирование на две-три площадки одним рейсом?
От кого поступала команда Шагалееву, Быкову, Дубасову, Болгову, Захарову, Попкову, Кашину, Мусаеву, Вотинцеву, Еремину… под сильнейшим огнем забирать сбитые экипажи и раненых бойцов?
Ответ на все эти вопросы — внутренняя потребность поступить именно таким образом без тени сомнения. Откуда она берется? Ее источник — личный пример командира, его поступки, которые откладываются в подсознании подчиненных и лучше любых слов программируют их на аналогичные действия.
Исключительный, невероятный коллектив сложился в Душанбинском полку именно благодаря оказавшимся на своем месте в нужное время командирам — Сухову, Болгову, Захарову, Дубасову…
Весной 1987 года в разгар боя под обстрелом противника пришел на выручку раненым пограничникам экипаж Михаила Зубко. Но в момент эвакуации сам был поражен выстрелом из гранатомета. На помощь ему незамедлительно пришли командиры — Болгов и Дубасов. Что же слышали мы в эфире? Не по номеру машины звал Дубасов Зубко. Словно не на выручку подчиненного шел, а стремился заслонить от беды собственного сына.
С тех пор прошло больше 20 лет. Война закончилась. Но мы по-прежнему вместе, нас связывает крепчайшая дружба. Почему? Я не знаю ответа…