Зеленые погоны Афганистана

На той операции был бездарно потерян вертолет (командир — капитан Пьяных, инструктор — майор Краснов). Вместо аккуратной посадки для десантирования на господствующую высоту, с небольшим превышением над рекой и дорогой, экипаж посадил машину грубо. В результате вертолет завяз стойками шасси в размокшей глине по самое «брюхо» и остекление кабины. После высадки десанта и попытки взлета левая стойка из грунта пошла легче, а правая и передняя стойки застряли. Вертолет опасно накренился, а летчики ситуацию грамотно не оценили, решив вырвать машину увеличением мощности на несущий винт. Это привело к удару лопастями винта о грунт. Винт разлетелся, вертолет лег на бок. К счастью, инструктор, экипаж и десант покинули машину самостоятельно.

Попытка снять вертолет на ремонт не удалась, так как армейский кран и большегрузный автомобиль сами вязли в афганской глине, едва съехав с дороги. Почти целую декаду мы ожидали улучшения погоды, но пошел снег. Глина раскисла еще больше, да и десант мы рисковали потерять в боестолкновении. Я доложил обстановку генералу армии Матросову. Он разрешил сжечь аварийный вертолет (оставалось 600 литров авиакеросина). Более того, по моему приказу майор Мусаев ракетным залпом сбросил останки вертолета под обрыв в реку.

Дня через два с Матросовым на борту мы летели в мотоманевренную группу, которая пробилась в Талукан и заняла оборону в районе местного хлопкоперерабатывающего комбината. Он попросил показать место аварии вертолета, и когда я сделал вираж над этим районом, удивился: «Где останки»? «В реке», — ответил я. «Умеете следы заметать, товарищ Евдокимов!» — усмехнулся Матросов. Что делать — приходилось! Главное — десант и экипаж не пострадали. Кроме того, «восьмерка» была не из новых, с малосильным двигателем первых серий. Она повоевала достаточно… Но на душе все равно кошки скребли. Любили мы свои машины. Вертолет «Ми-8» всех модификаций оказался настоящим воином, подобно штурмовику Великой Отечественной — не случайно он работает и совершенствуется до сих пор.

Чтобы было меньше недоразумений, все экипажи, прибывавшие в Среднюю Азию для работы в Афганистане, проходили обязательную высокогорную подготовку.

Примечательно, что во всех операциях на территории Афганистана наши вертолеты проводили санрейсы. Кроме того, в Душанбинском авиаполку было два борта, со специальным оборудованием, позволявшим производить срочные операции.

Жизнь раненого на любой войне зачастую зависит от тех коротких минут, которые отделяют его от момента появления рядом врачебной команды. Зная об этом, каждый экипаж пограничной авиации в Афганистане всегда из любого боя, да и не только из боя, выносил пострадавших — как офицеров, так и солдат — и доставлял туда, где им могли оказать помощь. В большинстве случаев мобильные госпитали разворачивались непосредственно на аэродромах и вертолетных площадках.

Во время проведения одной из операций мы с Геннадием Анатольевичем Згерским оказались в мотоманевренной группе в Мазари-Шарифе. Летели туда на предельно малой высоте — нижний край облачности был не более 50 метров. О боевой работе речи, конечно, идти не могло. Но вдруг поступила информация о том, что в горах двое наших ребят ждут помощи: один раненый, второй с высокой температурой. Геннадий Анатольевич переживал страшно, но команды на вылет не давал — туман стоит! Тогда я просто вышел, сел в вертолет, приказал командиру ведомой машины оставаться на земле и слушать меня в эфире. Мы пробили облака на высоте около 2000 метров и развернулись на Мармоль. Там с площадки на отметке 2700 метров забрали ребят. Кругом солнце, сверх облаков ясно — красота! На той же высоте пошли на Термез, там нижний край облачности был в пределах 300 метров. По расчетам, пролетев горы, начали снижаться. Выскочили из облаков на высоте около 200 метров и направились в Мазари-Шариф, где был развернут полевой госпиталь. Генералу Згерскому я доложил о полете только по возвращении на командный пункт.

Должен сказать, что такие полеты рискованны, но в данном случае риск был разумным: в иных условиях я просто доставил бы ребят в другую точку. Но, к сожалению, свою долю в наши утраты в Афганистане внесла и самонадеянность некоторых летчиков. Например, в 1985 году мы понесли самые большие потери. Они сложились из боевых потерь и небоевых. Поэтому я попросил Матросова (в это время он находился в нашем округе) присутствовать на совещании в Марыйском авиационном полку. Пригласил на это совещание и жен офицеров летного состава. В серьезных потерях я признал свою вину как руководителя, но сказал женщинам и о том, что их мужья «залетались», пренебрегают безопасностью, перегружают вертолеты, проявляют лихачество, самонадеянность… Тогда как их личная безопасность, безопасность экипажей, десантов и целостность машин во многом обеспечиваются разумностью подхода к работе! Видимо, разбор полетов в каждой семье был основательным, потому что потери нам удалось уменьшить в разы!