Хайратон произвел двоякое впечатление. С одной стороны средневековая дикость, с другой — страна воюет десять лет, а дуканах все есть. После пустых прилавков в СССР, здесь, как казалось, царило изобилие. Продукты, какие хочешь, галантерея-трикотаж — всякие, полно аппаратуры: советскому человеку это тогда казалось подлинным изобилием. Платили частью в долларах, частью в афгани. Но по дуканам особенно хаживать не приходилось — не было времени. Народа мало, а объектов для охраны много. Практически постоянно все находились на дежурствах, свободного времени почти не оставалось.
В феврале 1990 года в Кабуле произошел переворот. Когда все началось я находился на дежурстве. Из столицы пришла мрачная информация — мятежники захватили аэродром в Баграме. Самолеты восставших бомбили город, нанесли удар по посольству, полностью уничтожили здание советско-афганского предприятия АВСОТР. Я связался с Мазари-Шарифом, запросил обстановку. Там было все тихо. Тут на связь вышли 108-е, сообщили, что от них требуют работы. Эта информация буквально взбудоражила всех! 108-е — позывной советников ракетного полка, на вооружении которого стояли СКДЦы. СКАД — ракета, снаряженная солидной боеголовкой в обычном снаряжении. Саддам Хусейн таким оружием обстреливал Саудовскую Аравию и Израиль. Между тем, в Хайратоне находился ряд стратегических объектов: мост Дружбы, склады ГСМ. были огромные склады с боеприпасами. Если бы они грохнули, от города ничего бы не осталось.
Советники сообщили, что афганские офицеры требуют от них коды запуска и угрожают оружием. Важно было установить — на чьей стороне афганцы, на мятежной, или правительственной. Несмотря на угрозу расстрела, наши советники отказывались дать коды запуска. К счастью выяснилось, что афганцы были на правительственной стороне. Информация об этом ушла в Кабул, к возглавлявшему советников генералу армии Грачеву. Тот через нас передал «добро» на запуск. Полк произвел запуск ракет по аэродрому мятежников в Ваграме. Ракетный удар оказался удачным. Одной ракетой было уничтожено два самолета, с подвешенными бомбами (они как раз собирались взлетать на бомбежку Кабула), вторая ракета вывела из строя взлетно-посадочную полосу.
После подавления бунта в стране наступило относительное затишье, если понятие «затишье» применимо к такой стране, как Афганистан. На юге и востоке страны происходили бои между непримиримыми и правительственными войсками, но здесь, на севере было тихо. Мы по-прежнему дежурили в обычном порядке, то в Хайратоне, то в Мазари-Шарифе. Единственное что было не просто — ограниченная территория, как на подводной лодке. Поэтому большое значение имели взаимоотношения с теми людьми, которые находились с тобой все 24 часа в сутки. К счастью, все, кто был рядом, были людьми воспитанными образованными. Конфликтов фактически не возникало. С некоторыми у меня установились отличные дружеские взаимоотношения. Сергей Морозов, Виктор Кузьмин, Александр Гаркун — их с теплотой я вспоминаю и по сей день.
Жили мы в трехкомнатных квартирах по три человека в очень удобных коттеджах дипломатического городка. Городок размещался рядом с подразделениями МГБ Афганистана. Поэтому за безопасность вроде как беспокоиться не приходилось, однако бывалые сотрудники советовали не расслабляться и держать ухо востро. К нам, консульским работникам, или, по-местному — консулгери, отношение со стороны афганцев, на первый взгляд, было нормальным. Но на всякий случай, мы никак не должны были выдавать свою военную принадлежность или покидать территорию консульства.
По соседству располагались представительства и офисы самых разных организаций: миссии ООН, Красного креста. Были среди них и откровенно подозрительные, такие, как например, турецкие «Серые волки», не скрывавшие своих экстремистских задач. Да и в «правильных» организациях были шпионы, работавшие под прикрытием. Нам периодически доводили, кто есть кто.
Основной задачей пограничников была охрана периметра объекта и КПП. На КПП заступали вдвоем. Система охраны КПП была продумана до мелочей. С помощью системы зеркал дежурный мог контролировать все подходы к воротам. Для связи с ним за воротами было установлено переговорное устройство. Это было очень удобно — ты видишь посетителя, а он тебя — нет.
Были забавные эпизоды. Один французский дипломат периодически захаживал в наше консульство. Как сейчас помню, он всегда был хорошо одет, элегантен. Один раз он пришел, когда на КПП дежурил прапорщик Александр Гаркун. Гаркун изучал французский и по идее должен был понимать француза. Но знаний, видимо, не хватило и Гаркун щедро сдобрил «французскую мову» русской ненормативной лексикой, полагая, что француз не разберет, что к чему. Неожиданно француз на чистом русском ответил:
— Смотри, я говорю по-русски и не коверкаю твой язык. Так будь добр, не коверкай мой!