Зеленый луч, 2017 № 01

— А сестра-то что?

— А что сестра? По-английски знаешь как изъясняется?

Интуристам про столичные достопримечательности рассказывает. По-ихнему. Я не устаю ей напоминать, что это я ей тогда мозги вправил. А то до той поездки на лошади она как-то не блистала ничем.

— Давай еще!

— Да только что…

— Давай-давай!

— Ладно, — Степан налил, они выпили и покряхтели.

— Ну, как Нина?

Степан шумно вздохнул:

— Ничего…

— Только не надо вздыхать и охать. Просто расскажи мне, как она.

— Да я же говорю — ничего. Мальчик у них. Живут хорошо. Ругаются иногда, но так — тихо. Она походит заплаканная по двору, он побродит вот здесь по аллее с сигаретой…

— О! Пойдем, покурим.

Они вышли на крыльцо, закурили, уселись на деревянные ступеньки, доски которых подходили друг ко другу не плотно, и Степан, погладив пальцем одну из таких щелей рассказал:

— Когда я совсем маленьким был, я разорвал свои книжки и побросал сквозь эти щели вниз. Потом вырос немного и через щелку читал их.

— Тебе что нормальных книжек мало было?

— Просто интересно было — листы были припорошены пылью или даже грязью, некоторые слова не разобрать уже было… Какая-то недосказанность…

— Вон! — Андрей указал на кусты смородины, — вон там мы с тобой клад закопали! Давай достанем! Или ты уже достал без меня? Мы же клятву давали, что вместе его откопаем?!

— Все еще любишь ее?

— Нет, — ответил Андрей и повторил, — нет. Как очнулся тогда в больнице, так сразу понял — больше не люблю.

— До сих пор не могу поверить, что ты тогда смог руки на себя наложить. И не могу себе простить, что не предугадал этого…

— Да ладно тебе, ведь обошлось…

— А если бы нет?!

— Пойдем, выпьем.

Они выпили еще, по которой уж?

— Не понимаю… Вот от меня когда жена ушла, мне было так… знаешь… так… Но не до такого же!

— А чего жена ушла?

— Да как тебе сказать, — Степан помялся, — как-то не получилось у нас… — И шепотом признался, — она мне до сих пор снится, будто здесь на кухне возится, посуду моет, будто все по-прежнему. А у тебя жена?.. Она какая?

— Обыкновенная, — пожал плечами Андрей.

— Ой, — спохватился Степан, — давай еще картошечки положу.

— Понимаешь, она — обыкновенная, самая обыкновенная, ничего необыкновенного у нее нету. Ни-че-го… Была бы у нее какая-нибудь, — Андрей задумался, — изюминка что ли, или хотя бы неправильность какая, понимаешь меня?

— Значит, ты ее не любишь? Андрей промолчал.

— Давай выпьем под картошечку, — предложил Степан.

— Выпьем. Выпьем, и ты мне все расскажешь. Расскажешь, как она тут жила потом, как людям в глаза смотрела, какая у них свадьба была, какая она все еще красивая…

— Не надо, Андрей, — попросил Степан, — не так уж и виновата она была, просто встретила другого, просто влюбилась в другого…

— Просто… Как все просто.

— Да таких случаев — тысячи, миллионы! Ты вот только отреагировал как-то…

— Просто. Просто я отреагировал! Просто я любил ее.

— Мне все равно кажется, что ты ее все еще любишь.

— Нет, — твердо сказал Андрей, — не люблю, скорее ненавижу. Давай еще, и мне пора.

— Куда? Ты что? Ты останешься у меня! С ночевкой! И мы всю ночь вот так просидим! Одиннадцать лет! Ты что?!

— Нет, Степка, не могу. Гостиница скоро закроется, а машина завтра с утра как раз в гостиницу-то и придет, мне завтра на завод ехать. Я ведь не отдыхать приехал. Работать. Ничего, я еще недели две тут пробуду, так что…

— Ты кем работаешь-то?

— Какая разница. — Андрей вздохнул, — почему-то я все равно несчастлив.

— И я несчастлив.

— А Нина счастлива?

— Не знаю, то она счастлива, то несчастлива…

— Наливай быстрее, поздно уже.

Они выпили по последней и вышли на улицу.

Андрей пошел налево, Степан направо.

— Ты куда? — спросил Степан.

— Пешком пойду.

— Куда пешком? В даль такую? Пойдем на остановку.

— Не хочу, хочу пешком.

— Ты что, — понизив голос, спросил Степан, — Нину увидеть боишься?

— Не боюсь, а не желаю.

— Да она спит уже давным-давно, — зашептал Степан, схватив друга за рукав и потащив его к остановке, — Верь мне. Ее так поздно не бывает никогда — никогда.

Только на Новый Год.

Музыка, доносившаяся с танцплощадки у Поющего фонтана, смолкла. И они услышали шелест каштанов и чей-то смех. И они тоже засмеялись. Тихо-тихо…

Глава 15 Когда-нибудь потом

Катя вышла из поликлиники и долго стояла под островерхими арками. Ей совершенно не представлялось — куда сейчас можно пойти. Домой — не хотелось, домой — значит, быть сейчас одной, одинокой. Домой — значит, плакать весь вечер, всю ночь, лежа на старом скрипучем диване… Или наоборот — не сможет она расплакаться, пока не расскажет про это хоть кому-нибудь. И бродить ей тогда по дому весь вечер, всю ночь с сухими глазами с тяжелым комом в груди, давящим на сердце…Нет. К дальним родственникам своим — тоже не хотелось. Слишком уж дальними они были. И к подружке не пойдешь, нету подружки, уехала она в поисках своих фантастических приключений. Некуда идти, совсем некуда… Только на Франчиху.

На Франчихе сегодня было слишком тихо и также одиноко, как дома, ну, может, чуть получше.