Зеленый луч №3 2018

Новый год в курортном Кисловодске.
Вся огнями высвечена тьма.
Но куда-то в грустное уводят
Переулки, склоны и дома.

Здесь уютно выкрашено время

Пестротой седых особнячков,
Чьи-то тени бродят или бредят
В проходном течении веков.

Вечные зеленые ландшафты

Не скрывают прошлого следы.
Здесь легко поднять на брудершафты
Кружки для нарзановой воды,

И увидеть в легком опьяненье

Кринолинов легкий променад,
Сюртуков солидное теченье
В перспективе старых колоннад.

В малоцветье зимнего сезона

Очевидней тонкие штрихи, —
Город так изысканно изогнут,
Как цветов модерна лепестки.

Так, плутая петлями по склонам,

Не стремишься к цели никакой, —
Город убаюкивает, словно
Гладит вас воздушною рукой.

Улицы вздымаются, как волны,

И зовут в таинственную тьму.
Новый год в курортном Кисловодске,
Но какого века – не пойму…

Проза

Лариса Дегтярева

На том берегу огромной лужи

Листва шептала невнятно и неуверенно. Она была неестественно темной и тяжелой. Ветер, прилетевший сюда из далеких южных стран – желтых, бирюзовых, блестящих и шумных, прилетевший издалека, уставший ветер, истрепавший там, за тридевять земель, своими невидимыми легкими крыльями и пальмовые ветви, и маковые чашечки, был уже не в силах гнуть листочки, а лишь стукал их друг о друга и тяжело вздыхал.

Женщина, высунувшая из слабо освещенного окна на третьем этаже свою кудрявую голову и свесившая тонкие руки, забыв о сигарете и кипевшем чайнике, размышляла о простой, но неразрешимой загадке природы: «Как странно! Вот эти листья колышутся, шумят, а те – хоть и совсем-совсем рядом, пускай чуть выше – неподвижны».

Мужчина, не замеченный ею, укрытый не столько нижними ветвями того же тополя, сколько давно уже опустившейся на город ночью, смотрел на женщину и гадал: «О чем она думает? О хлебе насущном? О прошлом? О будущем? Обо мне? Ну не о листве же, в самом деле. О листве думаю я, ведь это я – поэт».

А женщина сравнивала те листья со своими пальцами на правой руке – руке, свободной от сигареты, все пальцы которой были легки и подвижны, все – кроме безымянного. Пальца, окольцованного мужчиной, стоящим под ее окном.

Он надел ей это тоненькое выпуклое колечко, уже успевшее покрыться двумя еле заметными царапинами, совсем недавно и… навсегда. О последнем женщина, конечно, не знала, только весьма надеялась на это, равно как и сомневалась в том. Ой как сомневалась! Потому что муж ее был поэтом, а значит, был любвеобильным, непостоянным, ветреным, непредсказуемым…

…Как безутешно, как тоскливо и ласково шептала она в детстве его хрустальное имя: Виталька, Виталик, Виталий… В этом маленьком, низком, блеклом городке, в котором изо всей его серости лишь летом почти у каждого двора светили ярко-оранжевые заплатки комбикорма, высыпанного просушиться под нестерпимо горячим солнцем, а к ноябрю вывешивались новые красные флаги, заменяя старые, изрядно полинявшие за лето под тем же солнцем… В этом скучном городке, куда мама привезла ее пожить у бабули, отправившись вслед за папой в далекую прекрасную страну, откуда только что и прилетел этот обессилевший ветер… В этом стареньком, ветхом, покосившемся городке ей было так неуютно… Здесь только и было прекрасного, что идти в школу, шлепая синими резиновыми сапогами по маленьким лужицам, и шептать: Виталька, Виталик, Виталий… или хрустеть ломким снегом: Виталька, Виталик, Виталий…