Зеленый остров

Вспомнился кузнец Поликарпов, Разве у того легче работа? Разве тише громыхает молот свободной ковки?.. Но почему нельзя себе представить, чтобы Поликарпов вот так же тоскливо смотрел на кого-нибудь из тех, кто не привязан к рабочему месту, может свободно разгуливать по заводу?.. Ответ приходил сразу: у Поликарпова работа живая, даже творческая. Однако Игорь давно убедился: доля бездумного, бездушного труда — как у мужичка в застиранной спецовке или у самого Игоря — преобладает на заводе. Значит, бессмысленно призывать к творческому отношению тех, кто занят таким трудом. Вот как ему, Игорю Карцеву, призывать самого себя душевным образом разрезать трубы на кольца?.. А в газету его наверняка не возьмут, ибо не умеет, подобно Шатихину, писать простые и конкретные статейки о передовиках производства!

Понурый, словно оглушенный, вернулся Игорь на участок. Включил станок — завертелась зажатая в патроне длинная труба, прильнул к ее краю резец… Вот она вертится, эта двухдюймовая труба, стучит свободным концом о стенки полого шпинделя… Вот грызет ее узкая пластинка «быстрореза»… Ну, а ему, Игорю, что при этом делать? Как ему включиться душой в процесс, который вполне может совершаться и без его душевного участия?

Беспокойство переросло в страх. Что же, вот так всю жизнь: стоять и ждать, пока резец отхватит от трубы очередное кольцо?.. Потом передвинуть трубу, снова пустить резец и опять ждать?..

Игорь остановил станок и бросился к своему наставнику Сазонову.

— Николай, тебе сколько лет? — спросил Игорь.

— А что?

— Ну так…

— Гм… тридцать.

— А сколько из них ты на участке работаешь?

— В газету, что ли, надумал написать? — насторожился Сазонов. — Э, братец, не пойдет, про меня ничего не надо писать. Слышишь, я серьезно говорю!

Игорь даже покраснел.

— Я вообще в газету больше не стану писать. Ни про кого… — угрюмо сказал он. — Я о другом хотел… Вот скажи, Коль, ты хотел бы себе какую-нибудь другую судьбу?.. Или согласен всю жизнь здесь, на этих вот станках…

— Дак разве судьбу выбирают? — От удивления Сазонов взмотнул крупной головой с щекастым лицом. — Судьба — она и есть судьба. Какая досталась, та и твоя… А в смысле работы я тебе скажу то самое, что и всегда говорил: кому деньги для пользы нужны, тот их всюду заработает. Потому что будет работать, а не валять дурака… Ничего, Игоряшка, вот лет через пяток обженишься, детишек заведешь — и все-то тогда тебе станет ясно и понятно!.. Я, пока холостым был, тоже задумывался над разными вопросами. А теперь совершенно не тянет, ей-богу!..

Разочарованный Игорь пошел с Коршункову. Пришлось подождать: Коршункову не хотелось выпадать из четкого ритма, в котором операции на обоих полуавтоматах замыкались его точными и быстрыми движениями. Наконец Коршунков вырвался, подошел к столу с приборами и, оставаясь на своем месте, наклонился к Игорю.

— Ты чего такой мрачный? — спросил он.

— Пошли, покурим?

— А я только что… прямо здесь, у станков.

— Ну, ладно… давай, крутись дальше, — вяло проговорил Игорь.

— А ты что хотел-то?

— Ничего… Просто решил узнать, какое у тебя настроение.

— Нормальное! — с бодрой улыбкой воскликнул Коршунков. — Процентов на сто сорок нынче сделаю! А у твоего Сазонова в этом месяце самое большее было — сто тридцать. Такие вот пирожки, Игорек! Давай и ты — догоняй! Покажем этим дубам, как надо работать!

* * *

Пожилые работяги после смены домой не спешат: обязательно в душе под горячим дождичком отмоются, потом неторопливо, с перекурами-разговорами одеваются. А у молодых времени в обрез: под струйкой холодной воды из крана кое-как умоются, побросают спецовки в шкафчики на обследование рыжим тараканам, нарядятся в модные брюки и пиджачки — и разбегаются: кто в кино, кто на танцы или на свидание, а кто и за малышом в детский садик или ясли. Коршунков достал из своего шкафчика сверток. Разворачивая, сказал:

— Игорь, есть дело важное. Ты должен меня выручить!

В свертке оказались плитка шоколада и игрушечный бронетранспортер из пластмассы. Игорь с любопытством взял из рук Коршункова игрушку. Хорошо была она сделана: с проступавшими на броне заклепками, с вращавшимися колесами и башенкой пушки.

— Вот на таких машинках я в армии вдоволь накатался! — сказал Коршунков.

— На память, что ли, купил? — удивился Игорь.

— Не так уж там было уютно, чтобы всю жизнь вспоминать… Все это надо одному малышу отдать. Сможешь?

На волейбольной площадке неподалеку от блока цехов, из которого вышли Коршунков и Игорь, уже шла игра. Мяч высоко взлетал над сеткой, игроки, приседая, встречали его напряженно растопыренными пальцами или, с криком подпрыгивая, пушечными ударами посылали через сетку.

А в зеленом, с яркими клумбами сквере над фонтаном шипела высокая струя; поблизости от фонтана возвышалась мраморная стела с именами погибших в Великую Отечественную воинов-заводчан.

— А хорошо все-таки у нас на заводе, — щурясь от солнца, сказал Коршунков. — Прямо настоящий парк!..

— Ничего… — признал Игорь. И напомнил: — Так кому я должен вручить подарок?

— Надо бы это Зоиной дочери отдать… Сможешь?

— А почему я? Сам отдай.