Зеленый остров

— Да ничего… — И обернувшись к Коршункову, Зоя сказала: — Проходи же, не топчись в дверях. Надо тебе познакомиться… Это мой… — глянув искоса на Лену, Зоя добавила после паузы: — старый знакомый, Борис Сушкин. Ты ведь из Ленинграда?

— А какая разница, откуда… — И протянув руку Коршункову, с задорным блеском в глазах Сушкин спросил: — Вы Зоин муж?

— Нет… — Коршунков бдительно прищурился.

— Ну, понятно. Ничего, это бывает. Жизнь есть жизнь… Вот я вздумал, понимаете, повидаться со старой знакомой, приехал…

— Вы проездом? — с туповатым выражением на лице спросил Коршунков.

— Нет. Я специально приехал.

— Ладно, разговоры потом, — решительно вмешалась Зоя. — Пока давайте как-то разместимся. Ты присядь, Сергей, не стой, как башня. Лена, ну-ка живенько собирай своих кукол! Сесть же негде, маленькая, убирай скорее все-все-все… Мам, а отец где? — повысив голос, спросила Зоя у матери, которая была в кухне.

— Да в кладовке, в мастерской своей колдует, где же ему быть, — ответила Александра Васильевна.

— Я ухожу. Мне пора, — с отчужденным видом сообщил Коршунков.

Зоя пристально посмотрела на него.

— Ты что это?

— В самом деле, вы не спешите. Поговорим… Мне очень интересно! — с лукавством сказал Сушкин.

— Да нет, я пойду, — не глядя на Бориса, сказал Коршунков.

— Ну иди, — отпустила Зоя, хотя в ее голосе чувствовалась досада. И когда Коршунков повернулся к двери, Зоя посмотрела ему вслед с заметным беспокойством во взгляде.

Они стояли возле окна на лестничной площадке, а за стеклом давно уже сгустились до чернильной лиловости сумерки. Уже многие из соседей с верхних этажей прошли мимо них, с любопытством оглядывая Сушкина, уже и брат Зои Алешка с женой Ларисой прошли мимо, вошли домой, а потом дверь открылась, и Лариса выглянула, чтобы получше рассмотреть бывшего Зоиного мужа. Сама же Зоя без волнения — только с чувством горести смотрела на Сушкина. И жалела его: отяжелел Борис, потерял прежнюю легкость в отношении к жизни. Женщинам дано это: без слов постичь душу мужчины, понять, что в ней происходит. И понимают они, как принято говорить, сердцем. Наверное, так — ведь не только толкающий кровь насос — женское сердце.

— Ну, расскажи, кто ты теперь, — попросила Зоя. — Вот, зовешь меня, а ведь я толком не знаю, где ты и что…

— Раньше для тебя это было неважно… — Сушкин попытался по-прежнему лихо улыбнуться. — Лишь бы только позвал!..

— Раньше у меня никого не было. А теперь Ленке уже шестой год пошел.

— Это и моя дочь?! — Все же в голосе Сушкина звучало больше вопросительности, чем утвердительности… Куда же он девался, тот бесстрашно-голубоглазый парень, заставлявший юную Зою своей могучей самоуверенностью трепетать от любви? Впрочем, многое сохранилось: вот гордая посадка головы, вот его узкое мужественное лицо, вот насмешливо-холодные глаза… Только ведь маска все это. И Зоя отчетливо видела, как весь сжат и напряжен Борис.

— Значит, кто я теперь? — переспросил Сушкин. — А я вольный гражданин. Ты же помнишь, я об этом мечтал еще в институте. И вот достиг. Кормлюсь техническими переводами. Два языка: японский и английский, техническое образование, кое-какие связи — и вот я вольный надомник. Беру заказы. Качество фирма гарантирует. Клиентура самая солидная. Не каждый директор столько имеет, сколько я могу намотать, если поднатужусь. В общем, хватает и на жизнь, и на удовольствия.

Заметно было, что Сушкину нравится рассказывать про то, как хорошо он живет, Ирония уступила самодовольству. Сушкина даже слегка понесло, начал хвастать:

— Вот хотя бы такая деталь: у меня в квартире все импортное: аппаратура, мебель, холодильник. Даже унитаз достал финский. И все что на мне, — Сушкин взглянул на свой отлично сшитый костюм и модные туфли. Но не стал продолжать, потому что не увидел во взгляде Зои ни зависти, ни восхищения. — Впрочем, все это, конечно, чепуха… Просто я хочу сказать, что если ты решишься с дочкой вернуться… приехать ко мне, то о «капусте» тебе думать не придется. О деньгах, то есть… Это добро я научился добывать в большом количестве…

За живое задели Зою последние слова Сушкина. Деньги!.. В мокрый мартовский день Сушкин вернулся наконец в маленькую комнатку на Гатчинской улице, которую снимала Зоя. Величественно усмехаясь, собрал немногие вещички, сунул в портфель толстенный японо-русский словарь и, уходя, заявил: «Я, кажется, плохой муж. Во всяком случае семейная жизнь мне надоела. А ты, девочка, еще найдешь хорошего человека, я в этом уверен!» И осталась Зоя одна в чужом городе. Без денег, без надежды восстановиться в институте, вернуться в общежитие — кто о ней, троечнице, там помнил!