Зелимхан

дом. Тот почувствовал себя в положении

провинившегося мальчика, которому жестоко досталось от

взрослых.

Зелимхан молчал, не смея возразить отцу,

переживавшему жестокую обиду. Так оно и шло вот уже

много лет: вспыльчивый старик требовал немедленной

расправы с каждым, кто смел поднять палец против

членов его семьи. Наедине со своими мыслями, в

спокойную минуту, он искал выхода, думал о том, как

вырваться из кровавой распри, но каждая новая обида

вызывала у него неудержимый гнев, он взывал к чести

Зелимхана, и тот, полный рыцарских представлений

своих гордых предков, шел на очередной жестокий

подвиг.

Не взглянув на сыновей, Гушмазуко молча вышел

из комнаты и ушел в сад.

— Видишь, какой он у нас, — сказал Солтаму-

рад, обращаясь к брату, — вот и вчера так было...

Желая уберечь его, говорю, чтобы все скандалы он

оставил нам, а он так рассвирепел, что чуть не побил

меня.

— Ничего, успокоится, — ответил Зелимхан.

— Ведь это понятно, он — глава семьи.

Вошла Бици. Из медного кувшина она налила в

чугунный кумган воды и поставила его на печку, затем

подхватила с пола большое деревянное блюдо с мукой

и вынесла его в другую комнату. Вскоре она вернулась,

взяла большой кусок жесткой копченой баранины,

растянутый на палках и подвешенный к потолку над

печкой, бросила его целиком в котел и, долив воды,

поставила котел на плиту. Она только что пришла о г

своих родителей, где ей пришлось выслушать много

советов и упреков. Все, что говорили ей там, было

правдой: да, ей тяжело, путь, на который встал Зелимхан,

не сулит ничего хорошего; да, он несет ей и семье

только разорение и смерть. Ей нет еще и тридцати лет,

а она уже выглядит старухой — поседела, на лбу и под

глазами пролегли морщины. Она вконец извелась в этих

мытарствах, больна, часто хватается за "сердце,

покашливает. Но ей некогда думать о своем сердце. В нем

единственная цель — обеспечить, насколько это

возможно, покой и уют для Зелимхана. И она умудрялась

добиваться этого своим невозмутимым спокойствием,

способностью ни словом не обмолвиться о невосполнимых

нуждах семьи. И, может быть, только эта

сосредоточенная твердость Бици, ее неизменная вера в то, что ее

муж еще вернется к мирной жизни, облегчали

тягостное настроение Зелимхана.

— Зачем ушел Гуша? — спросила она. — Я ведь,

готовлю вкусный ужин для вас.

— Ты ведь знаешь его, — отоз!вался Солта-

мурад. — Если он рассердится, разве удержишь

его?

— Вам не следовало бы перечить ему, — мягко

сказала Бици, обращаясь больше к Зелимхану. — Он же

ведь ваш отец.

Зелимхан не ответил, но подумал: «Вот именно.

Стараясь не возражать ему, я делаю немало такого,

что не следовало бы...»

Утро. На вершине Харачоевской горы, буд-то

упирающейся в голубой свод небес, появились облака,

постепенно светлея и обретая форму легчайших клубов

пара. По местному поверию, это означает, что день

будет хорошим, ясным. Он будет согрет нежным

прикосновением солнечных лучей и напоен благоуханием

горного воздуха. Но погода уже мало интересует харачо-

евцев, для них давно нет и не может быть ясного дня.

Долина реки Хулхулау, некогда покрытая зелеными

рощами, богатыми фруктовыми садами, застроенная

каменными домами с плоскими крышами, теперь

оскудела, словно после вражеского нашествия. И без того

постоянно, веками раздираемая жестокими распрями

аульчан из-за каждого клочка пахотной земли или из-за

красивых невест, она изо дня в день подвергалась

теперь надругательствам бездушных чиновников и

солдатни, зачастивших сюда из-за абрека Зелимхана Гуш-

мазукаева, хотя он — виновник всех этих бед — давно

уже здесь и не живет.

Полковник Гулаев и специальный следователь

производили дознания, составляли срочные донесения

начальнику Терской области генералу Михееву.

Обстоятельствами убийства полковника Дубова интересовался

в Тифлисе сам наместник Кавказа. Интересовались

этим дерзким делом и в Петербурге.

Одно предписание следовало за другим. Все они

сводились к самому категорическому: «Изловить

важного государственного преступника — Зелимхана Гуш-

мазукаева и доложить об исполнении».

Полковник Гулаев, сам выходец из горцев, хорошо

зная нравы и обычаи горцев, говорил хрипловато-гор-

ганным басом:

— Зелимхан не мог уйти далеко. Он здесь.

— Где же, ваше высокоблагородие, вы считаете

вероятнее всего найти этого разбойника? — допытывался

уже известный нам командир карательного отряда по

борьбе с Зелимханом капитан Бек Сараев. — Ведь вы,

Гархан Тудоевич, великий знаток психологии этих

людей!

— Вот здесь, у своих, надобно искать его, — ударял

Гулаев тяжелым кулаком по карте в том месте, где

берет начало Хулхулау. Удар этот ко всему должен был

означать еще и твердость характера начальника

Веденского округа.

И «важного государственного преступника» искали

нее в тех же мирных домах крестьян Харачоя и

окрестных аулах. Применялись и психологические методы.

Сараев слал письма к Зелимхану, называя его

трусом и подлецом. Звал абрека на поединок, задевая

мужское самолюбие храброго харачоевца, однако сам

на такой поединок не являлся, посылал вместо этого

отряд солдат. Всему предпочитая самолично обследовать

сельские базары, он обыскивал беззащитных женщин