Зелимхан

и убивал мирных крестьян за малейшее сопротивление.

А чиновники крепости, пуще огня опасаясь встречи

с абреком, во всем обвиняли харачоевцев. Именно

здесь, в потемках харачоевских лесов, чудился им

обезглавленный труп «героического» пристава, павшего

ог острого кинжала Зелимхана.

Втайне вынашивая план переселения в Сибирь

родных и близких Зелимхана, начальник округа приказал

держать под неусыпным наблюдением всех

харачоевцев, мало-мальски подозрительных по возможным

связям с неуловимым абреком.

Беку Сараеву и его ищейкам снова нашлось много

работы: сутками, не зная устали, разъезжали они по

Харачою и окрестным селам, по любому

неосторожному слову бросались искать след человека, который все

больше обретал облик народного героя в устах местных

крестьян.

Зелимхан по примеру своих предшественников

—знаменитейших абреков Бей-Булата и Астемира — знал,

что его будут искать в домах близких ему односельчан.

А потому, чтобы не причинять людям неприятностей, он

ушел далеко в горы. Здесь, в горах, в маленькой

халупе пастуха Зоки абрек нашел надежный приют.

Пастухи радушно встретили Зелимхана, тронутые его

смелостью, называли его «своим заступником» и готовы

были делиться с ним всем, что имеют сами.

Зелимхан запросто сиживал у пастушеского костра,

пристально всматриваясь в своих новых друзей,

внимательно выслушивая их рассказы, благодарил их за

гостеприимство, и они гордились его уважением. Много

ли надо горцу-пастуху, чтобы покорить его душу —

просто дать почувствовать, что в нем видят

человека.

Время от времени кто-нибудь из пастухов брал в

руки дечиг-пондар ] и пел о трагедии юноши,

восставшего против власть имущих из-за любви к свободе.

Пастухи пели Зелимхану песни и спрашивали его:

— А скоро ли придет такое время, Зелимхан, что

и мы будем свободны?

— Придет! — уверял их абрек. — Обязательно

придет такое время. Но для этого надо одного за

другим убирать чиновников царя.

— Эх, Зелимхан, уже много раз люди пробовали

так делать! — вздохнул старый пастух. — Одного

убьешь, а царь находит другого, и злее, и хитрее

первого.

— Надо убивать особенно вредных, — важно

пояснил Зелимхан.

— А белый царь найдет еще вреднее.

— Все не захотят умирать, — сказал абрек и вдруг

вспомнил свои давние споры в тюрьме с двумя

русскими революционерами. Ведь он произнес тогда именно

____________________________________________________

I Дечиг-пондар — народный музыкальный инструмент.

эту фразу. Зелимхану почему-то стало грустно, и он

запел свою песню:

Он вдруг перестал петь и, не обращаясь ни к кому,

сказал:

— Белый царь обижает всех, кроме богатых. Я был

в Сибири и видел там много русских. Их всех сослал

туда белый царь. Эти русские люди говорили мне, —

продолжал абрек, — что царь плохой человек, что надо

убрать его.

— Это так говорили русские? — удивился Зока.

— Да, русские, — ответил Зелимхан. — В Сибири

много недовольных на царя.

— Как же это так? Своих... русских? — покачал

старик головой. Но подумал немного и добавил:

— Хотя какие они ему «свои». Наверно, такие же, как

мы для Бека Сараева.

— Верно говоришь, Зока, — согласились

пастухи. — Как говорят в народе: бедный богатому не брат.

Эти суровые и простодушные люди в каждый приезд

Зелимхана на их стойбище резали для него лучшего

барана и готовы были до утра слушать слова героя,

зздыхая, как дети, и прося взять их в абреки.

— Собери нас, Зелимхан, мы все пойдем с тобой

против этих злодеев, — говорил ему старый Зока.

А Зелимхан впервые начинал задумываться о том,

что против зла можно бороться только всем миром.

Что ждет его сейчас впереди? Лишь героическая

смерть. Он мучительно ощутил, что между ним и миром

разверзлась глубокая пропасть, через которую ему

одному никогда не удастся перекинуть мост.

— Обязательно соберу вас всех, только надо

приготовиться, выбрать время, — отговаривался абрек,

смутно понимая, что именно в этом, быть может, и

заключается суть борьбы с царскими чиновниками.

— Давно уже пришло время, Зелимхан, давно, —

уверяли его пастухи. — Мы уже устали ждать.

В маленькой хижине пастуха обходились без лампы.

Но при ярком пламени костра лица собравшихся были

хорошо видны, и в глазах старого Зоки можно было

прочитать все, что происходило в душах этих людей.

В них пробуждалась надежда, что именно этот человек

скоро соберет вокруг себя братьев по оружию и поведет

их бороться за свободу. Поэтому они передавали из уст

в уста слова своего гостя. Так росла молва о

непобедимом абреке — заступнике обездоленных. А сам

Зелимхан, понимая, что он отстаивает правое дело, черпал

силы в этой вере народной, все яснее сознавая свой

путь — путь бесстрашной борьбы и неминуемой

гибели.

— Зока, — обратился однажды харачоевец к

старому пастуху, — я хочу отныне поселиться с вами

и жить с вами одним хозяйством.

— Ну что же, — улыбнулся старик, доставая из

нагрудного кармана бешмета свои четки, — мы с

радостью принимаем тебя.

— Знаю. Возьми вот эти деньги и купи мне двух

овец и барана. Пусть они пасутся в вашей отаре.

Я в долгу не останусь, буду чабанить с вами наравне.

— Что ты, Зелимхан, — обиделся пастух, — все

наши овцы — твои овцы, можешь распоряжаться ими,

как тебе угодно.