Зелимхан

Всех высылаемых собрали на площади и погнали

через село на дорогу, ведущую к крепости Ведено.

— Мама, куда это нас ведут? — спросила девочка

у матери, понимая, что происходит что-то страшное.

— Не знаю, доченька, не знаю, — отвечала та.

— Но ты только держись около меня, и все будет

хорошо, — и свободной рукой мать подхватила тяжелый

узел из слабых рук дочери.

— Скажите, люди, куда мы идем? — закричала

рядом другая женщина.

— В Сибирь, в холодную Сибирь, вот куда нас

ведут, — раздался в ответ чей-то голос.

— Не пойдем! Не пойдем мы в Сибирь! Пусть

лучше здесь убьют, — завопили вдруг женщины и стали

ложиться на землю. Мужчины, скрипя зубами,

хранили тяжелое молчание. А женщины продолжали

кричать. Казаки и солдаты, пытаясь их поднять, хлестали

плетками, толкали прикладам-и и ногами. Те вставали

на минуту, обливаясь слезами, и тут же вновь

ложились, приникая к родной земле всем телом.

Не выдержав этого зрелища, толпа харачоевцев, до

этого молча следовавшая за переселенцами, вдруг

грозно надвинулась на конвоиров. Раздались

отдельные грозные выкрики:

— Довольно издеваться!..

— Не дадим своих людей на погибель!

— Если вы такие храбрые, ловите лучше

Зелимхана!..

— Назад! Разойдитесь! — неистово орал пристав.

Он выскочил из своего фаэтона и ринулся в

бушующую толпу.

И вдруг среди этого хаоса раздался голос старого

пастуха:

— Встаньте, встаньте, люди! Не позорьте себя! Не

пристало нам падать перед своими врагами, не давайте

им повода радоваться нашим несчастьям. Встаньте,

говорю вам!

— Ах так!.. К бунту призываешь, сволочь! —

услышал над собой Зока чей-то угрожающий голос. Он

обернулся и увидел пристава, замахнувшегося на него

нагайкой.

На минуту воцарилась мертвая тишина. Сцена

эта надолго осталась в памяти у -всех

присутствовавших.

— Осел грязный! — вскричал Зока, яростно глядя

в багровое от злости лицо пристава. — Убирайся вон

отсюда! — и он железной хваткой сгреб амуницию,

в которую был затянут Бек Сараев. С треском лопнули

ремни, и со всей этой амуницией в руках пастух

отскочил в сторону. Еще мгновение, он выхватил из кобуры

револьвер и остановился, грозный, готовый встретить

пулей первого, кто к нему приблизится.

— Казаки, бунт!.. Это бунт! — кричал оказавшийся

на земле пристав. — Держите этого негодяя!

Но солдаты были заняты тем, что оттесняли толпу

разъяренных харачоевцев, изолируя ее от

арестованных. Уловив этот момент, старый Зока метнулся в

ущелье, по которому текла река, и скрылся в густых

зарослях кустарника.

Только через час, утихомирив харачоевцев,

конвоиры погнали переселенцев з Ведено.

Слух о событиях в Харачое быстро дошел до аула

Ишхой, где Зелимхан, Саламбек и только что

прибывший Солтамурад готовили отряд для набега на

усадьбу Месяцева.

Услышав о случившемся, Зелимхан в страшном

гневе собрался в Харачой.

— Раз такое дело, и я поеду с тобой, — заторопился

Саламбек.

— Нет, — ответил абрек. — Ты лучше готовь нашу

поездку на Терек. Узнай, как переправиться, какие там

окольные дороги. Я скоро вернусь.

Взяв с собой двух новых товарищей, молодых

абреков Аюба и Еси, Зелимхан отправился в путь. Он

полагал, что ему удастся перехватить арестованных на

пути из Ведено в Грозный и с помощью своих верных

людей освободить несчастных от беды. Саламбека он

не хотел брать, опасаясь, как бы тот из-за своей торо-

плиеой горячности не наделал лишнего. Но когда абрек

прибыл в Ведено, харачоевцы сидели уже в грозненской

тюрьме и готовились следовать по этапу в Иркутскую

губернию.

Огорченный этой неудачей, Зелимхан поскакал в

Харачой, но не нашел там никого из близких, кроме

старухи-матери. Бек Сараев освободил ее из-/под стражи

и оставил нарочно, чтобы сохранить гнездо, куда

может залететь этот «неуловимый Зелимхан». А еще

таилась у пристава жалкая мысль: в случае надобности

купить себе жизнь у грозного абрека, сославшись на то,

что он помиловал его старую мать.

От матери абрек узнал, что Бици с детьми

своевременно скрылась у своих родителей Дударовых, а Зезаг

увел ее отец, Хушулла. В этом заключалось

единственное спасение для молодых женщин, по всей видимости,

навсегда разлученных со своими мужьями.

Гушмазуко с Солтамурадом оба ушли в абреки.

Итак, эта трудная доля досталась не только молодым,

но и старику. Глава почтенного рода Бахоевых

вынужден был теперь заниматься непривычным для него

делом: настороженно вслушиваться, не хрустнет ли ветка

под ногой врага, шагать по заброшенным лесным

тропам, питаться случайно добытой пищей, ночевать в

горах под открытым небом, укладывая рядом с собой

острый кинжал да заряженное ружье, скакать верхом,

скрываться от погони.

Ко всему этому трудно будет привыкать старику, но

гордый Гушмазуко не мог бросить сына, которому сам

выбрал такой удел. Только жена его — старая Хур-

мат —никак не могла примириться с окончательным

распадением своей семьи.

— Послушай, сынок, — сказала она Зелимхану,

остановив его перед самым уходом, — все это я плохо

понимаю. Но ты скажи, вернется ли еще в наш дом

мирная жизнь?

— Значит, такой уж достался нам удел, мама, —

печально ответил абрек. — Сами мы себе его не

выбрали бы. Его навязали нашей семье богатые, жестокие

и бессовестные люди. Поэтому не удерживай меня,