Докажи же, Зелимхан, — заканчивая письмо, писал
Вербицкий, — что ты мужчина из доблестного
чеченского племени, а не трусливая баба. Напиши
мне, подполковнику Вербицкому, в город
Владикавказ».
Зелимхан, когда ему прочитали письмо Вербицкого,
долго раздумывал, не зная, как поступить. Он просто не
верил в такую возможность свести счеты с царским
подполковником, который был уже известен своими
злодеяниями против горцев. И все же знаменитый абрек
ответил Вербицкому и согласился на поединок, но один
на один. Назначил время и место — на открытом поле
около Ведено.
Пришел Зелимхан на Веденское поле один, точно в
назначенное время, никого там не обнаружил. Он
решил, что подполковник просто обманул его, но вдруг из
леса показались солдаты. Они шли цепью, с ружьями
наперевес, готовые дать залп. Самого Вербицкого не
было видно.
— Эх ты, негодяй, — вырвалось у Зелимхана, —
а еще давал слово русского офицера!
Абрек отлично знал эту местность. Он мгновенно
прилег и, скрываясь за низким кустарником, дополз до
извилистого оврага, который вывел его в лес. Солдаты
же долго не могли понять, куда делся горец, только что
стоявший перед ними как мишень...
Войти в крепость Ведено в ночное время теперь
было невозмож-но. Выходить за стены крепости также
стало небезопасно для чиновников. Хмурые отроги гор и
близкий лес грозили смертью каждому неосторожному:
оттуда мог грянуть неожиданный выстрел, могли
вихрем налететь абреки и, заарканив пленного, так же
быстро умчаться обратно в горы. Да и в самой крепости
все выглядело мирным лишь до вечерней зари. С
наступлением сумерек ворота крепости наглухо
запирались, а хозяева спускали цепных собак. У ворот и на
башнях удваивались караулы, и долгое протяжное
«слу-у-ша-ай!» всю ночь неслось со стен. Дежурный
взвод солдат так и не ложился спать, готовый к боевой
тревоге.
Офицеры, привыкшие к веселой и беззаботной
жизни в своих имениях, тяготились скукой армейской жизни
в крепости. Поэтому на самом крутом и высоком
берегу реки Хулхулау на территории крепости с давних пор
был разбит парк и открыт ресторан. В парке под
чинарами были построены беседки и расставлены скамеечки.
Скамейки стояли и у самого берега, чтобы можно было
отсюда любоваться природой.
Ниже крепостной стены обрыв был утыкан
железными кольями и обнесен колючей проволокой.
Противоположный берег реки тоже был высок, а за ним
открывался очаровательный пейзаж: альпийские луга вперемеж-
ку с лесом, увенчанные па горизонте высокими
шапками гор.
Полковник Гулаев обычно выходил сюда отдохнуть.
'Он садился на самую крайнюю скамью и смотрел на
зеркально чистые воды Хулхулау, на дальние леса и
горы, над которыми ему еще предстояло укрепить свою
власть...
Вот и сегодня этот вершитель судеб тысяч чеченцев,
с сознанием своей власти над здешними людьми,
пришел сюда. Пришел, чтобы после сытного завтрака
немного погулять, прежде чем идти в душный кабинет
своего управления. Он сидел на той же крайней скамье
у самого берега и думал о вчерашней неудачной
вылазке Вербицкого против Зелимхана.
В нескольких шагах от полковника в почтительной
позе, опершись о спинку скамейки, стоял адъютант.
Иной раз своими разговорами он развлекал начальника.
— Мне рассказывали, ваше высокоблагородие, что
версию о гибели Зелимхана сочинила какая-то баба из
Харачоя, — сказал адъютант, заметив, что Гулаев явно
скучает.
Полковник пожал плечами и продолжал молча
курить.
— Немало способствовали распространению слуха
и беноевцы, желая похвастаться, — адъютант
деликатно пытался всячески уменьшить вину Адода Элсаноза,
от которого ему тоже кое-что перепало.
— Да, опозорились мы с этим Зелимханом, —
произнес наконец полковник, ни к кому не обращаясь.
Затем, обернувшись к адъютанту, добавил: — А беноевцы
мастера врать, это им недолго... — и он выпустил изо
рта сине-голубую струйку дыма.
— Оказывается, когда беноевцы начали искать в
лесу своего Буцуса, один из них увидел на месте боя труп
человека, очень похожего на Зелимхана...
— Но как мог старшина Адод уверять нас, что
видел Зелимхана мертвым собственными глазами! —
перебил адъютанта полковник, возмущаясь так, словно
впервые услышал об этой истории.
— Кто его знает? — пожал адъютант плечами.
— Может, он просто поверил беноевцам.
— Тьфу, — сердито сплюнул Гулаев, — нашел кому
верить. А скандал какой получился! До сих пор не могу
объясниться с генералом по этому дурацкому случаю.
Внезапно раздался выстрел. Полковник быстро
поднял голову и спросил:
— Что это? Не с нами ли играют эти шутки? — и,
улыбнувшись, обернулся на выстрел.
Раздался второй выстрел, и пуля угодила
полковнику в висок.
Адъютант заметался, не зная, что предпринять. Он
в испуге схватил голову уже мертвого Гулаева и стал
разглядывать рану. Потом опрометью бросился искать
врага, хотя это было явно бесполезно.
Как потом выяснилось, Зелимхан ползком, прячась
за деревья, подкрался к самому краю
противоположного берега Хулхулау и выстрелил в полковника на
расстоянии четырехсот шагов.
— И как тебе удалось попасть точно в висок с
такого расстояния? — спрашивали абрека люди, мало
верившие в такое чудо.
— Да ведь приказал же Вербицкий стрелять именно
в висок, — шутил Зелимхан.