Зелимхан

не глядя на гостя, слегка встряхнул свои четки. — Но

работа эта выгодная, если, конечно, приноровиться к

нашим людям.

— Это как же понять?

— А очень просто: не обижать их и уступать им в

спорных случаях.

— А как быть с начальством? — спросил гость,

прикидываясь непонимающим.

— С начальством?

-Да.

— А начальство наши люди не признают в таких

случаях, — улыбнулся старик. — Они обходят его.

— О нет, я так не могу, — важно сказал гость и

подмигнул Зоке своим единственным глазом.

— Ну тогда вы правильно поступили, что не

согласились быть писарем в этих краях, а то это могло плохо

кончиться. — Старик выдержал паузу и добавил:

— Здесь у нас был такой печальный случай...

— Какой? Расскажите.

— Очень печальный случай, — ответил Зока и, взяв

длинные щипцы, поправил огонь в камине. — Убили его.

— Кого?

— Писаря.

— За что?

— А кто его знает. Только помню, — продолжал

пастух, — когда по этому случаю приехало сюда

начальство, то и трупа того писаря не могли найти.

— Так и не нашли? — приподнялся гость с подушки.

— Нет, нашли, только без головы. А когда спросили:

«Где его голова?» — то ответили люди, что он и был

безголовым. «Как же это так, сейчас же найдите мне

его голову!» — потребовал тогда пристав. «Где же ее

искать, господин пристав? — ответили горцы. — Была

бы у него голова, он бы и не приехал сюда».

Юмор старого пастуха не понравился

Одноглазому. Хорошенькое это дело — оставить писаря без

головы, хоть маленький, а начальник! В его представлении

снять кому-нибудь голову было во власти именно

начальников, перед которыми он неизменно

раболепствовал до омерзения. Правда, омерзение испытывали

другие, сам же Одноглазый его никогда не чувствовал и не

знал, что это такое. Он бывал счастлив от малейшего

поручения сильных и богатых, это было для него

главной усладой. Еще издали он первым здоровался с

любым начальником и, как трусливая собачонка, виляя

задом, повторял приветствие погромче, если ему не

отвечали. Когда же начальство допускало его до

доверительного разговора, он даже наглел от радости.

Но сейчас Олноглазый всячески старался

расположить к себе хозяина, хотя тот и не был начальником, и

в его тоне зазвучали нотки задушевности.

— Вот с Зелимханом они бы не посмели так

поступить, — произнес он многозначительно. — Эгот абрек 'и

начальство в покое не оставляет, — потом помолчал с

минуту и добавил: — Но вот мы, чеченцы, плохо

поддерживаем героя.

Зока молчал. Он уже давно понял, что за человек

перед ним, но тут вдруг вспомнил, что Зелимхан

однажды упоминал о каком-то Одноглазом — известном

воришке и доносчике. Пастух видел, что сейчас от него

требуется особая осторожность.

— Да, говорят люди, есть такой абрек, — сказал он

равнодушно.

— Как! Разве вы не знаете Зелимхана? — не на

шутку удивился гость.

— Нет.

— И никогда не видели его?

— Ни разу. Слышать о нем слышал...

Было заметно, что это заявление старика серьезно

озадачило Одноглазого. «И надо же, — подумал он, —

приехать в такую даль и все впустую». А вслух сказал:

— Это тот самый харачоевский Зелимхан, который

убил двух царских полковников, взял в плен Месяцева,

обесчестил гордого старшину Говду. Его все знают.

Говорят, он теперь обитает где-то в этих местах... Он

немного м.не родственник, — бросил Одноглазый как бы

между прочим.

— О Зелимхане я, конечно, слышал, — холодно

отвечал хозяин, — но разговоры о том, что он живет в

наших местах, для меня новость. Думаю, что это просто

ошибка, этого не может быть: здесь, в горах, каждый

человек наперечет, и я все тут знаю.

Одноглазый сидел растерянный, не зная,

продолжать ли разговор. Вдруг, словно осененный новой

идеей, он спросил:

— А в этих краях есть старик по имени Зока?

— А как же, есть, конечно, — ответил пастух, —

Зока — распространенное имя в горах. — Он улыбнулся в

усы, но в глазах его не было ни искорки смеха. Заметив

это, гость насторожился, единственный глаз его

беспокойно забегал. Некоторое время гость сидел мрачный,

будто проглотил кость, хотя хозяин проявлял по

отношению к нему всю вежливость, которая требовалась

горским этикетом.

Вошел юноша в коротком стеганом бешмете. Это

был сын Зоки. Он принес гостю горячий жижиг-галныш

с чесночным настоем.

Тихий летний ветерок шелестел в густых кронах

чинар. В ярких лучах солнца порхали бабочки, воздух

был напоен запахом нагретых трав и цветов. Вокруг

стояла тишина. Зелимхан, в голове которого теснились

тяжелые думы, не замечал царившего в природе

спокойствия. Он, который был уверен, что физическим

истреблением носителей зла можно уничтожить все зло

на земле, впервые задумался над тем: так ли уж верен

этот путь?

Внутренний голос говорил ему, что он подошел

вплотную к какому-то мрачному лрозрению. Вот-вот

упадет завеса, и его глазам вновь откроется вся

громада зла, царившего в мире, и его подвиги, его дерзкая

храбрость окажутся бессильными.

Только теперь он начал понимать, какая

невероятная тяжесть ложится на плечи того, кто пытается пре-

образить эту угрюмую и беспросветную жизнь людей.

Он задумался над тем, что ведь и деды его сошли в

могилу, так и не одолев и частицы существующего зла,

вынужденные изворачиваться и даже, воровать, чтобы