не оставлять в голоде и нищете своих детей. Кто
сможет все это изменить? Он один? Но под силу ли это
одному человеку? Он вспомнил свои первые беседы с Зо-
кой и другими пастухами, которые просили, чтобы он
повел их за собой. Но куда ему вести их, если он сам не
знает другого пути, кроме убийства?..
А рядом с этими большими мыслями внимание его
занимали и сомнения мелкие, порожденные веками
сложившимися предрассудками.
...Зелимхан с женщинами в лесу! Что скажут люди,
услышав об этом? На мгновение его обожгло стыдом от
этой мысли. Капли пота выступили у него на лбу, и,
поднявшись, абрек вытер бронзовое от загара лицо
полой старой черкески. Но лицо это все еще сохраняло
суровое выражение, и в глазах горел упрямый огонь. Оя
выругал себя за то, что взялся абречить с женщинами
и детьми, но тут же задумался: «А куда же им деться
без меня? Раз уж взялся бороться до победы — надо
все выдержать!»
Зелимхан огляделся вокруг, и в этом взгляде
появилась тревога, как у раненого волка, спасающегося
от нового удара. Его взгляд ухватил все детали этого
странного обиталища абрека: дремучий лес, посередине
луг, покрытый пожелтевшим ковылем, на котором
играют его дети. Словно впервые здесь, вдали от людских
глаз, почувствовав свободу, они резвились, с криками
бегая вокруг Бици и Зезаг, которые суетились над
котлом у очага. И гнев абрека постепенно угасал, сменяясь
теплым чувством нежности.
Вот и сбылась мечта Бици — быть постоянно с
мужем. Она жила с ним в лесу, без крова и уюта, но для
нее здесь было все: и кров, и уют. От этой новой жизни
она распрямилась, помолодела, почувствовала такой
прилив сил, что могла трудиться целыми днями, не зная
усталости. Она .посвятила себя мужу и детям:
хлопотала по кочевому хозяйству абрека, приобрела для
детей корову, ходила в лес собирать ягоды и сухие
дрова, латала потрепанную одежду и находила во всем
этом радость. Жизнь мужа, полная романтики и опас-
пых приключений, опрокинула все привычные
представления о быте женщины. Бици спокойно слушала
рассказы Зелимхана об опасностях, и ее собственная жизнь
уже казалась ей чем-то иным, не тем, чем нужно
дорожить, наоборот, ее можно легко отдать, раз ее
муж без малейшего трепета каждодневно рискует
жизиью.
Сложнее было самочувствие Зезаг. Она всегда
терялась при разговоре с Зелимханом. Этот человек, о
котором шла такая грозная слава, пугал ее, и в то же
время ей было радостно, что именно он, с его беспокойной
и опасной жизнью, такой ей близкий и родной. Она
знала, что ей, красивой и молодой женщине, нет более
надежной опоры и защиты на земле. Она жила с этой
неизменной верой, считая себя обязанной почитать его
как святыню хотя бы потому, что встал он на опасный
путь абрека из-за ее любви к Солтамураду.
Прошли годы, много тяжелого увидела Зезаг за это
время и еще больше пережила, но юношеская любовь к
Солтамураду никогда не остывала в ней. Она прочно
хранила это чувство в своем сердце как глубокую и
нежную тайну, никогда ни с кем не делясь своими
переживаниями. Совсем недолгой оказалась ее жизнь с
Солтамурадом, но у нее остался сын, и ему
отдавала молодая женщина всю свою нерастраченную
нежность.
Между тем Зелимхан подошел к сыну и затеял с ним
игру в прятки. Счастливый вниманием отца, Муги играл
с азартом. Он стоял с закрытыми глазами, ожидая,
пока отец спрячется.
— Дада, ты уже спрятался? — кричал он,
приоткрывая глаза.
А Зелимхан, перебегая с места на место, пел,
подражая удоду: «Хут-хут, хут-хут», и снова прятался.
Эта детская радость доставляла такие светлые
минуты абреку, каких уже давно он не испытывал. Он
забыл обо всем на свете и даже не заметил появившегося
на поляне Зоку.
— Вот кого, оказывается, ты готовишь в свой
отряд, — весело окликнул его старик, сбрасывая с плеч
тяжелую ношу.
— А-а, да будет с миром твой приход, Зока. Прости,
я вспомнил свое детство...
— Это ничего, — отозвался Зока, — но объясни,
зачем ты просил принести ружья? Для них, что ли? — он
указал на детей.
' — Нет. Имеются у меня другие помощники,
которых надо научить защищаться, — улыбнулся абрек, —
а этим еще рано доверять оружие.
— Кто они такие, твои помощники? — Зока
поглядел вокруг.
— Бици! Зезаг! — позвал Зелимхан женщин,
хлопотавших у костра- — Идите сюда обе!
Подошедшие женщины почтительно приветствовали
старого пастуха, справились о здоровье его и его
близких. Затем Зелимхан торжественно вручил берданку
своего отца Бици, а ружье Солтамурада — Зезаг.
— Возьмите, — сказал грозный харачоевец. — Не
годится, когда жены абреков умеют только доить
коров да месить чурек. Пора вам научиться метко
стрелять, ловко защищаться кинжалом, хорошо ездить
верхом.
Взяв ружье, Зезаг скромно отошла в сторону, а
Бици с веселой улыбкой спросила:
— Ты нас сейчас будешь учить стрелять из них?
— Это потом, а пока дайте нам поесть, — махнул
рукой Зелимхан.
Они уселись под старой грушей у самого берега
реки. Несмотря на жаркий день, старик был в стеганом
байковом бешмете, надетом поверх ситцевой рубашки.
Он положил свою черную мохнатую папаху на колено,
устраиваясь поудобнее на теплой земле.
— Вчера хотел было со всем своим табором заехать
к тебе, — сказал Зелимхан, кивком головы показав на