На полочке над корзиной с грязной форменной одеждой (а иногда и с гражданской, тюремной прачечной было всё равно, что стирать) он нашёл баночку мебельной политуры и теперь натирал дубовые подлокотники и ножки электрического стула. Вам это может показаться странным или даже жутковатым, но для нас с Брутом работа, которую Перси делал всю ночь, казалась вполне нормальной. Олд Спарки завтра предстанет перед публикой, а Перси наконец появится в роли распорядителя.
– Перси, – тихо позвал я.
Он обернулся, мелодия, которую он напевал, застряла у него в горле, и посмотрел на нас. Я не увидел ожидаемого страха, по крайней мере сначала. Но я понял, что Перси как-то постарел. И подумал, что Джон Коффи прав. У него был вид подлого человека. А подлость, как наркотик – никто в мире не разбирается в этом лучше меня, и, должен сказать, после некоторых экспериментов Перси попался крепко. Он был доволен тем, что сделал с мышью Делакруа. И больше всего ему понравились отчаянные крики Дэла.
– Нечего на меня так смотреть, – сказал он голосом, который звучал почти приятно. – В конце концов, это всего лишь мышь. И её здесь раньше никогда не было, вы это прекрасно знаете.
– С мышью всё в порядке, – произнёс я. Сердце у меня в груди билось гулко, но я старался произносить слова спокойно и почти бесстрастно. – Всё в порядке. Бегает, пищит и снова гоняется за катушкой. Оказывается убивать мышей ты умеешь не лучше, чем всё остальное, что ты здесь делаешь.
Он посмотрел на меня с недоверием:
– Вы думаете, я в это поверю? Я эту мерзость раздавил! Я сам слышал! Так что...
– Заткнись.
Он уставился на меня, вытаращив глаза.
– Что? Что ты мне сказал?
Я сделал к нему шаг. Я чувствовал, как бьётся вена у меня на лбу. Давно я не был так разозлён.
– Ты что, не рад, что Мистер Джинглз в порядке? После всех наших разговоров о том, что наша работа заключается в том, чтобы внушать спокойствие заключённым, особенно когда дело идёт к концу, я думал, ты обрадуешься. Вздохнёшь с облегчением. Ведь Дэлу завтра идти и всё такое.
Перси перевёл взгляд с меня на Брута, его обычное спокойствие сменилось неуверенностью.
– В какую игру, чёрт побери, вы, ребята, играете? – спросил он.
– Это совсем не игра, дружище, – ответил Брут. – Ты думаешь, что это... ладно, это одна из причин, по которой тебе нельзя доверять. Хочешь знать абсолютную правду? Я думаю, что ты – человек пропащий.
– Ты ещё увидишь. – Теперь голос Перси стал звучать грубо. Страх вернулся к нему, боязнь того, что мы можем захотеть сделать с ним что-то. Я порадовался, услышав это. Так с ним легче иметь дело. – Я знаю кое-кого. Важных людей.
– Это ты так говоришь, а ты – такой мечтатель, – произнёс Брут так, словно готов был рассмеяться. Перси уронил тряпку на сиденье стула.
– Я убил эту мышь, – сказал он уже не очень уверенно.
– Пойди и сам убедись, – предложил я. – Здесь свободная страна.
– И пойду, – ответил он. – Пойду.
Он прошёл мимо нас, поджав губы и поигрывая расчёской в маленьких ручках (Уортон был прав, они действительно были прелестны). Он поднялся по ступенькам и нырнул в дверь в мой кабинет. Мы с Брутом остались рядом с Олд Спарки, ожидая его возвращения, и молчали. Не знаю, как Брут, но мне нечего было сказать. Я даже не знал, что подумать о только что увиденном.
Прошло три минуты. Брут поднял тряпку Перси и стал натирать толстые перекладины спинки электрического стула. Он уже закончил одну и приступил ко второй, когда вернулся Перси. Он споткнулся и чуть не упал на пол, спускаясь по ступенькам из офиса, а к нам подошёл неровной походкой. Лицо у него было недоумевающее.
– Вы их заменили, – сказал он дрожащим, обвиняющим голосом. – Вы как-то подменили мышей, ублюдки. Играете со мной, но вы очень пожалеете, если не прекратите! Вас выбросят на улицу, если не перестанете! Кто вы такие?
Он замолк, задыхаясь и сжав кулаки.
– Я расскажу тебе, кто мы такие, – ответил я. – Мы – люди, с которыми ты работаешь. Перси... но больше уже не будешь. – Я протянул руки и сжал его плечи. Не сильно, но всё-таки сжал.
Перси это не понравилось.
– Убери свои...
Брут схватил его за правую руку, и она вся – маленькая, мягкая и белая – исчезла в загорелом кулаке Брута.
– Заткни пасть, сынок. Если понимаешь, что тебе лучше, то воспользуйся последним шансом, чтобы прочистить уши.
Я повернул Перси, поднял на платформу и толкал до тех пор, пока он ногами не ударился о сиденье электрического стула и не сел. Его спокойствие улетучилось вместе с апломбом. Не забывайте, что Перси был очень молод. И в его возрасте это качество как тонкий слой фанеры, как тень на поверхности эмалевой краски. Этот слой ещё можно проткнуть. И я понял, что сейчас Перси готов слушать.
– Я хочу, чтобы ты дал слово, – сказал я.
– Какое ещё слово? – Он ещё пытался усмехаться но в глазах читался испуг. Электричество в аппаратной не было включено, но у деревянного сиденья Олд Спарки есть своя сила, и в тот момент я понял, что Перси её чувствует.