Зелёные Созвездия

Хорошо, что маме сейчас было не до моего рациона. К концу третьего заезда в одном детском лагере на окраине, коих вокруг рассыпано как тополиного пуха в июле, её попросили рассказать детям об основах геологии. Наверное, руководители посчитали эту тему интересной, да и лагерь был каким-то тематическим, и знакомая у мамы там работала. Вот мама и углубилась в составление конспектов.

Однажды вечером, влекомый желанием рассказать правду, я вошёл к маме в комнату, когда та рассматривала какую-то книгу и подчёркивала нужные строки в ней.

Я начал издалека, спросив, что делать с моим несварением. Мама отложила книгу и сняла очки. В свете ночника, что горел на столе, она показалась мне очень красивой. За последними событиями я совсем перестал замечать людей, особенно близких.

Она говорила всякую ерунду, и ни один её совет ко мне не подходил. Я не мог пробовать понемногу и увеличивать дозы, но всё равно тянул разговор, как кота за хвост, потому что мне было хорошо рядом с любимым человеком. И вдруг я предлагаю: а пошли посидим на крыше.

Мама лукаво улыбнулась и согласилась. Мы поднялись с ней по кривенькой лестнице на моём балконе и сели на черепицу спиной к Каштану. Я был уверен, что моя мама должна услышать Природу. Ведь это она меня родила! Значит и у неё должен быть этот талант.

На крыше темно, хоть глаз выколи, а мама обнимает меня, запуская под полушалок, и я чувствую её тепло и её родной запах.

– У тебя сейчас очень сложный период, Никита, – говорит она. – Поэтому, не стоит тебе замыкаться. Ты же знаешь, что я пойму тебя и поддержу. Рассказывай всё, что тебя беспокоит.

Я долго мнусь, а потом представляю, как мои слова начнут волновать маму, как она начнёт задавать вопросы, и весь волшебный вечер будет испорчен. Поэтому как дурак вскидываю палец и говорю:

– А это Большая Медведица.

Мама улыбается и смотрит на созвездие. В нашей местности, где почти нет огней, с крыши звёзды кажутся яркими, огромными, словно до них можно дотянуться рукой.

– А ещё какие созвездия ты видишь? – спрашивает мама.

И мы начинаем называть их по очереди. В перерывах я мысленно умоляю Каштана:

Ну поговори с ней! Ну скажи хоть что-нибудь!

Но дерево лишь отвечает:

Она не услышит.

Однако от Каштана исходит необъятная атмосфера любви. Он смотрит на нас и будто улыбается, абудто – плачет. Но он любит меня. Любит мою маму.

Когда созвездия иссякают, мы просто молчим. Я прижимаюсь к маме и ведь чувствую её. Как чувствую Володьку. Её сущность тоже переполнена любовью. Она держит меня в объятиях как единственного значимого для неё человека. Она думает, что я часть её, и за меня готова перечеркнуть весь остальной мир. И даже умереть сама, ей-богу. Раньше я не понимал этих чувств, но сейчас впустил их в себя.

Ветерок шептал нам: прироооода, прироооооода.

Правды в тот вечер маме я не сказал.

***

На этой неделе я узнал, почему умер мой отец. И сказал мне об этом Каштан. Могучий Каштан, который всё обо всех знает. Ни мать и никто другой родственник не рассказывал мне причину смерти, считая, что я слишком мал для ужасов страшных болезней. И вот от дерева я узнаю, что у моего папы сгнили кости. Они проедали себя изнутри и разрушали его скелет. Человеческие названия болезней он не знал, но мне хватило описания. В тот вечер я снова немного ссорюсь с Каштаном, обвиняя Природу в несовершенстве и целый день не разговаривая с ним. Как ни странно, я испытываю противоречивые чувства к Дереву. С одной стороны, я безумно полюбил его, но другая сущность, видимо, моя самая первая, человеческая, утверждала: это же просто дерево.

Дед то и дело задаёт мне один и тот же вопрос: как ты?

Я отвечаю, что пока стараюсь понять свою новую сущность, но не конкретизирую. Дедушка и бабушка в полной мере не понимают, что со мной происходит. И это единственные члены семьи, которые поверят в мою правду, но как раз им я не могу рассказать все подробности. Что-то меня сдерживает. Маме, и только маме!

Вопросы дед задаёт всё реже и реже, а жизнь возвращается в прежнее русло: дед охотится, бабушка кормит кур, иногда приготавливая из какой-нибудь суп. Я не могу им запретить делать столь жуткие действия, ведь это их жизнь. Странно, до кораблекрушения я был столь упрямым, что просил всегда делать только по-моему, а сейчас мог бы стерпеть, даже если Игорь, мой одноклассник, назовёт меня ублюдком.

Наверное.

Только одну аномалию, происходящую со мной, я не мог объяснить. Часто, по ночам, а порою уже и днём я продолжал испытывать выпады из реальности. Когда лежишь и кажется, будто ты не в своём теле, и вверх улететь не можешь, и назад под кровать провалиться боишься, ибо там дышит тьма. Стоит перевернуться на бок, как явление исчезает.