Земледельцы

Историк рассказывал, что в крестьянских семьях появляются такие мужские имена, как Маладец, Салдат, Герой, и женские — Девочка, Светличка… В ином доме встретишь Ивана и его брата Ванечку. Может быть, это смешно, но показательно.

5

Лет семьдесят тому назад в Ткварчельском урочище среди субтропической растительности кое-где были расчищены поляны, на которых стояли жалкие хижины крестьян, с великим трудом вырывавшим у леса свою скудную долю земли. Холодная пора здесь длится недолго, но старики помнят, как все сбивались у примитивных очагов, как снег врывался сквозь плетенные из прутьев стены и таял на личиках лежавших в люльках младенцев. Раскрывая полированные дверцы шкафов и разглядывая свои многочисленные костюмы, вспоминают они, как давали очередному жениху на свадьбу кто новую рубаху, кто штаны без заплат, кто щегольские сапоги. Это так и называлось — «жениться в чужих штанах». Для свадеб возводились навесы на столбах, но какое расстояние лежит между ними и нынешними «свадебными домами» с их бетонными стенами и шиферными крышами!

Они работали на своих полях и несли тяготы барщины на дворянских, хотя в общем-то взаимоотношения крестьян со знатью были своеобразными, этакая смесь родового общинного строя с феодальным. Дворяне отдавали своих детей на воспитание в крестьянские семьи, возникало молочное родство, но оно же приковывало крестьян к дворянскому роду, накладывало на них дополнительные обязательства в отношении феодала, который не стеснялся брать со своих «родственников» подати.

Крестьяне-общинники стремились к лучшей жизни. Они строили дома, расчищали под поля новые участки, но все это у них правдами и неправдами отбирали, хотя внешне сохранялось нечто вроде военной демократии — и общинники, и дворяне собирались на сходки в специально отведенном месте, под громадной липой, что росла между Гуном и Ткварчели.

Революционные события в России докатывались и сюда. На сходке тот же Вартан Аршба, по рассказам, заявил дворянам: «Люди похожи друг на друга — две руки, две ноги… Вот и работайте на себя».

Набирала силу крестьянская община, старики поощряли взаимопомощь, вырабатывалась солидарность. Старейшины Гедлач и Шулиман Аршба в 1905 году запретили всем Аршба выходить на прополку дворянских полей. Князь Ачба тогда вызвал Гедлача, но тот не явился. Князь приехал к нему сам.

— Почему бунтуешь народ? — спросил он. — Вели людям выходить…

— Я сам пристрелю всякого, кто будет на вас работать. Хватит! — ответил Гедлач.

По преданию, он внедрял в крестьянских хозяйствах цитрусовые, организовал доставку в Абхазию из Греции мандариновых и лимонных саженцев.

После смерти Гедлача Аршба старейшим в роду стал Шулиман Аршба, о котором с таким уважением и восторгом рассказывал историк. Шулиман уважал только труд; и недаром в народе стал знаменитым один из его застольных тостов, самые удачные из которых в Абхазии имеют хождение наравне с другой неписаной литературой — сказаниями и песнями.

Это было уже перед революцией. Князья Таташ и Дмитрий Маршания в сопровождении молодых дворян приехали повеселиться к ткварчельскому целебному источнику. Они заехали к местному крестьянину Якубу Тарба, который по законам гостеприимства устроил им угощение, позвав и местных старейшин.

Знать вела себя шумно, хвасталась богатством, костюмами, болтала о знаменитостях, произносила тосты, на которые Шулиман Аршба счел нужным ответить так:

— О князьях и дворянах я говорить не буду. Не мое это дело. Дай бог прожить нам, крестьянам! Это благословенное имя. Выпьем за него!

По-абхазски, «крестьянин» (анхаю) означает «тот, кто трудится».

Все поняли намек, и дворянское хвастовство за столом прекратилось.

В 1916 году у того же Тарба произошел конфликт с местным князем Ачба. Княжеский сынок взял не спросись крестьянскую лошадь, загнал ее и, чтобы замести следы, сбросил ее с обрыва. Но Тарба решил не оставлять этого дела и обратился к крестьянским старейшинам. Во главе с Шулиманом они собрались под знаменитой липой и вызвали князя. Князь приехал с целой свитой.

— Чего вам надо? — надменно спросил он стариков.

Те объяснили.

— Ну и что! Как же вы собираетесь заставить меня расплатиться с ним?

— А так, — сказал Шулиман Аршба. — Мы сейчас же пошлем человека, возьмем у вас равноценную лошадь и отдадим Якубу Тарба.

Князь схватился за кинжал.

Все встали, и князь увидел, что с миром ему не сладить.

Шулиман Аршба дожил до 1957 года, и было ему тогда более века с четвертью.

На его глазах произошло преображение родного ущелья, и все Аршба, его младшие родственники, зажили иной жизнью.

Но изобилие не приходит само.

Хороший климат, плодородная земля — это еще не все. В каждый клочок этой ухоженной земли вложен громадный труд земледельцев Аршба, которые брали пример со старика Шулимана и следовали его советам. Он едва ли не до самых последних своих дней не расставался с мотыгой и садовыми ножницами. И учил других работать не за страх, а за совесть.