На столе обычная абхазская пища. Густая кукурузная каша, которую варят в котле, непрерывно размешивая ее большой деревянной мешалкой. Когда она уже в тарелках, в нее втыкают ломти упруго-резиноватого сыра. Ее едят руками, формуя пальцами белые шарики. Едят с сыром, с густым кислым молоком, с фасолью, со всякой веленью, с мясом. На десерт — початки молодой вареной кукурузы, грецкие орехи, фрукты, мед. И это все, если не считать терпкого вина, способного вызвать опьянение разве что в очень большой дозе.
Одновременно на столе появляется гордость дома — потрепанный журнал «СССР на стройке» 1948 года. В нем на развороте трое в черкесках. У двоих на груди золотые звездочки Героев Социалистического Труда, у третьего — орден Ленина.
— Это мой отец Вартан Аршба, это мой брат Владимир Аршба, это я, — поясняет хозяин Николай Аршба. — Отец и брат стали героями в один год. В сорок седьмом. Отец собрал на своем участке семьдесят пять центнеров кукурузы с гектара. Владимир снял два урожая табака за одно лето.
О себе он умолчал.
В комнату вошел невысокий пожилой человек, и все встали. Он был старше всех по возрасту.
— Здравствуйте! Садитесь, пожалуйста, — сказал он. Это был Владимир Аршба.
3
Я уже знал от историка, что Вартана Аршба, отца Владимира и Николая, нет в живых. Но я не знал, что старик с орлиным носом, глядевший со страницы журнала, положив руку на кинжал, был храбрый человек, до революции силой отстоявший свою землю от посягательств князя Шмафа Ачба и говоривший смелые речи под большой липой, где шумели крестьянские сходки.
Неграмотный, Вартан Аршба стал одним из первых председателей местного колхоза, носившего тогда название «Любовь». Он делал на дереве зарубки, учитывая чужой труд, и с облегчением уступил место председателя приезжему человеку, которого за не виданные здесь очки прозвали «четырехглазым». С четырьмя сыновьями Вартан рубил лес, корчевал пни и сжигал их. Возил на новые поля навоз…
Война взяла жизнь одного из его сыновей. Другой стал кадровым военным. Двое остались в колхозе. Владимир был бригадиром, а отец — звеньевым у него. Работали все вместе. В январе начинали пахать. В феврале ударял мороз, проникал в рыхлую почву и убивал вредителей. От января до марта все листья и стебли сгнивают в земле. В марте они боронили поле трижды. Сажали кукурузу и трижды ее пропалывали. Следили, чтобы стебель от стебля был па расстоянии не больше и не меньше 60 сантиметров. И не жалели навозу. И отрезали метелки у кукурузы через одну, чтобы початки были покрупнее. По три-четыре початка на каждом стебле. Сколько любви и труда вложено в эту кукурузу, что сварена и теперь горой лежит на столе, такая вкусная с аджикой — толченой зеленью с перцем и солью!
Никто из сидевших за столом абхазов не курил. Но толк в табаке они знали. Курильщики о табаке ничего не знают, они только курят. Покажи им листья сорта «самсун» или «трапезунд», что они скажут? Ничего. Они не знают, что «самсун» ароматнее, что листья у него равномернее распределяются вокруг стебля, что ухода за ним больше. Аршба растили табак и кукурузу одновременно. Сажали табак 17 марта. Рассаду выращивали заранее, в теплицах. Сверлили в земле палкой ямки и под каждый корень подкладывали навоз. Еще снег был в горах, а табак уже зеленел. Через четыре дня после высаживания — прополка. Через шесть дней — новая прополка. Через 10 дней — окучивание. Земля становилась крепкой, того и гляди задушит табак. Надо тонкой палкой все время рыхлить у стебля. Через 25 дней — первая ломка листьев. До июля шесть раз ломают листья.
Однажды Владимир заметил сломанный стебель. Он отрезал его ножом, а через несколько дней на остатке стебля появились новые ветки и листья. И он решил провести эксперимент — снять второй урожай после июля. Посоветовался с отцом. Отрезали верхушки у всех стеблей, пропалывали, окучивали, протыкали палочками дырки в земле у корней и набивали их навозом. Получилось. Правда, качество листьев второго урожая было похуже.
В тот год урожай кукурузы и табака был такой, что наградили всех троих Аршба.
Может быть, специалисты по табаку будут говорить, что в Абхазии заново открыли Америку. Но Аршба тогда никто не подсказал, что творилось до них в мировой практике. Судили же справедливо, по результату.
Но и кукуруза, и табак не исконные культуры в здешних местах. Когда-то тут сеяли только просо. Значит, в течение двух-трех поколений был получен навык, крестьянский опыт, позволивший выращивать такие громадные урожаи. Кто же был собирателем этого опыта, кто хранил секреты крестьянской агрономии?
— Как кто? — сказал Владимир Аршба. — Старики все знали и говорили, как делать. Земля у нас хорошая, климат — лучше не бывает. Не ленись, работай — и будет урожай. Когда мы с отцом ставили рекорды, еще жив был Шулиман Аршба. Отец к нему ходил советоваться, все к нему ходили. Он все помнил, все умел. Это он построил у нас собственными руками первые табачные сушильни…
— Ну что ты сидишь! — раздался вдруг голос хозяйки дома. — Зачем терпишь?