Земледельцы

Все подняли головы и увидели, что ее взгляд устремлен на мужа. В лице Николая Аршба не было ни кровинки. Он сидел неподвижно и давно уже молчал.

— А!.. — сказала, махнув рукой, хозяйка. — Пропорол ногу ржавым гвоздем, и все равно надел тесные сапоги. Сними, гости простят тебя…

Общими усилиями заставили Николая снять сапог. Носок пропитался кровью. Все в один голос стали уговаривать Николая воспользоваться машиной племянника, съездить в Ткварчели и сделать противостолбнячный укол. Но он только сказал:

— Промою водкой.

И вышел.

У абхазов считается постыдным говорить о физической боли. Ее терпят и молчат. У них даже есть предание, напоминающее балладу Алексея Константиновича Толстого «Василий Шибанов».

Однажды абхазский народный трибун, увлекшись своей речью, нечаянно пронзил посохом с острым железным наконечником ногу молодого соседа, который, несмотря на страшную боль, терпеливо ждал конца выступления старейшины, не выдавая страдания ни единым звуком, подобно стремянному князя Курбского.

И хотя Николай скоро вернулся, было уже не до застольных разговоров, потому что его бил озноб…

4

Утро было солнечным.

Мы спали на втором этаже. Историк вышел на балкон и поманил меня к себе. И когда я увидел то, что было сокрыто вчера темнотой ущелья и мрачной завесой дождя, он развел руки и улыбнулся гордо, будто сам только что сотворил окружавшую нас благодать.

Усадьба Аршба была на вершине холма, плоской, превращенной в обширный луг с короткой ярко-зеленой травой, на котором росло с десяток могучих деревьев. Луг с двух сторон замыкали два больших дома с роскошными белыми лестницами, которые вели на вторые этажи. Справа виднелось какое-то приземистое, но очень длинное строение с тонкими колоннами по всему фасаду. Слева луг заканчивался длинной, тоже белой, балюстрадой, за которой открывался вид на ущелье и снежные вершины Кавказских гор.

Уже пожелтевшие поля, окаймленные зеленым кустарником, ниспадали террасами к реке Гализге, бившейся с шумом в теснине, а за ней вздымались волнами покрытые лесом горы, сиреневые скалы над ними, а еще выше, в синем небе таяли белые шапки пиков.

Но сказать, что так тут живут лишь герои труда, значило бы погрешить против истины. В низине и на плоских вершинах холмов виднелись такие же добротные двухэтажные дома и просторные дворы-лужайки.

За балюстрадой, окаймлявшей двор усадьбы Аршба, начинался склон холма. Там был сад и росла кукуруза. Маслянисто поблескивал инжир, прятались в листве румяно-матовые персики, желтели яблоки и алыча, оранжево светилась хурма. Несколько могучих ореховых деревьев и чинар, обвитых лозой, казалось, кряхтели под тяжестью великого множества лиловых гроздьев «изабеллы». Кукуруза рядом, и та напоминала лес; стебли ее были четырехметровой высоты.

Неслышно подошел Николай Аршба. Боль в ноге, к счастью, прошла; он давно встал и работал по дому. Снова вступил в действие ритуал гостеприимства.

Плодовитый писатель прошлого века В. Немирович-Данченко писал о своем путешествии в Абхазию:

«Возьмите любого крестьянина — грузина, абхазца, горца — как он красив, ловок, как он сумеет всюду и при всякой обстановке отстоять свое достоинство, не растеряться, не ударить в грязь лицом? И в этой бедной семье абхазского поморья мы встретили такой изящный прием, как и в других местах горного Кавказа. Обитатель этого шалаша нисколько не стыдился своей бедности, и владетельный принц едва ли мог принять нас с таким же достоиством и радушием…»

Шалаш в этом дворе был. Николай показал плетеную хижину, в которой жили Аршба во время оно. Посреди ее лежали камни очага, на стенах была развешана утварь, ставшая старинной за какие-то три последних десятилетия. От этого домашнего музея мы прошли к длинному, этак метров двадцать пять, зданию с тонкими колоннами.

— Что это?

— Свадебный дом. На триста человек гостей. Только что закончил строить, — скромно ответствовал Николай.

— Неужто у вас так часто бывают свадьбы? Или это общий дом, для всех соседей?

— Нет, это дом только нашей семьи.

У Николая и его жены была лишь одна приемная дочь, да и та только-только пошла в первый класс. Так неужели для нее?..

— А!.. — сказала мне тихо жена хозяина. — Вы знаете мужчин! У всех есть свадебные дома, и он тоже захотел…

Известно, что вопрос престижа для горца всегда был наипервейшим. Но если прежде его честолюбие удовлетворялось славой храбреца, трудолюбивого хозяина, а то и просто умением ловко носить черкеску и оружие, то теперь — с достатком… Право же, в щедрых похвалах Советской власти, которыми пересыпались вчерашние тосты, не было и тени демагогии и неискренности. Не было ее и в тостах, поднимавшихся за русского человека, за русского крестьянина.

Многие абхазы служили в армии и побывали в северных краях. И неизменно приносили с собой любовь и уважение к русскому человеку. И недаром они называют своих сыновей именами друзей по оружию. Тяга к русскому проявляется и в том, что в некоторых деревнях древнее слово «аб» вытесняется русским «отец».