Земледельцы

Отец Макара, Анисим Данилович, отличался большим трудолюбием и жадностью. Мечта о богатстве вытягивала из него все. С живой обидой Макар Анисимович часто вспоминал один случай. Он уже был молодым самостоятельным мужиком с собственным имуществом, но еще жил при отце. У Макара была лошадь, но без упряжи и повозки. Собираясь строить свою хату, он как-то попросил у отца вторую лошадь, повозку и сбрую, чтобы ехать за лесом. Отец словно того и ждал. «Наживи свое! — сказал он радостно. — Потянись, как я тянулся». Макар пошел за сарай, сел там на камень и заплакал.

В Березовке, ставшей теперь райцентром, был знаменитый рынок дешевой рабочей силы. Крупные хозяйства немцев-колонистов и помещиков притягивали сюда массы батраков из малоземельных областей. Оседая здесь, они вызывали недовольство тех, кто пришел раньше. Садок не сажали, песен не пели, сказок не сказывали — жили, не пуская корней. Пыль улиц, не знающих травы и деревьев, угрюмое убожество низких, с плоскими крышами мазанок, вечная сухость голой степи вокруг — здесь складывался тот характер, от которого Макар плакал на камне за сараем. А и плакал-то о чем? «Тут же и моего немало вложено».

Восьми лет отец отправил его к отставному писарю в учение. Оно продолжалось недели три. Задав мальчишкам выводить палочки, писарь шел в лавку и отсутствовал до обеда. Возвращался пьяным, доставал из-под подушки наган и начинал палить в круг, нарисованный на стене глинобитной хаты. Дети бросались врассыпную. «Убьет или придурком сделает». — сказал отец. На том учеба для Макара кончилась и началась работа в поле. Однажды, погоняя лошадей, зазевался и упал без памяти: отец ударил чистиком между плеч. Потом отлил водой и добавил кнутом.

Мать Макара погибла на его глазах в 1905 году. Вся семья молотила хлеб на гурмане, мать веяла зерно и ссыпала его в мешки. Находил дождь, отец сердился, торопил, а она была беременна на последней неделе. Схватила мешок нести под навес, приподняла и уронила. Отец подскочил, схватил мешок и бросил ей на спину. Она упала и тут же, под хлынувшим дождем, родился мертвый ребенок. Через несколько дней умерла и она.

12 лет Макар пошел в батраки к колонисту Гуммелю. Был пастухом, потом погонщиком тяжелых немецких лошадей, после определился к помещику Вильгельму Келлеру, за которого в хозяйстве лютовал управляющий Козырский, и, наконец, на хутор Гладкий ездовым в имение братьев Гузов. Превратившийся в большое село, этот хутор под названием «Расцвет» теперь служит центральной усадьбой колхоза имени Макара Анисимовича Посмитного, на протяжении 50 лет бывшего здесь бессменным председателем.

В батраках он вел себя дерзко. С приказчиками — ругань, а то и драки. Недовольство накапливалось. Однажды он, Мороз и Ларион Сулима возили зерно. Дело было после дождя, телеги буксовали, волы и погонщики взмокли. Невдалеке от амбара его телега перевернулась, пятипудовые мешки оказались в луже. Темнело. С проклятиями и слезами на глазах Макар начал было их складывать. «Пропади оно пропадом! — сказал вдруг кто-то. — Бросай!» Весело и злобно матерясь, выпрягли быков и погнали в воловню. Мешки оставили в луже и на телегах, а быков таки пожалели. Прибывшие по вызову хозяев становой пристав и урядник увезли всех троих в «холодную». Через неделю началась первая мировая война, и прямо из «холодной» они пошли на фронт.

В 1917 году фронт развалился, и солдаты стали разбредаться по домам. Макар не мог сразу решить, что ему делать с подотчетным казенным имуществом: пулеметом «максим». Он получил его еще в четырнадцатом году вместе со званием ефрейтора и был — чего никогда не скрывал — очень горд. Потом дослужился до младшего унтера и должности командира пулеметного расчета. Мог стать в скором времени фельдфебелем. Помешало ранение и другие события, в результате которых надо вот было думать, куда девать пулемет.

Просто бросить — такой мысли не возникало.

В его натуре было и оставалось во всю дальнейшую жизнь — подобрать.

Пожилые колхозники вспоминают, как в конце двадцатых годов на одном поле долго лежал неизвестно кем и когда брошенный большой моток проволоки. Нести его на плечах — жалко плеч, везти на бричке — жалко лошадь. Так все и обходили ту проволоку, пока ее не заметил Макар. Он взвалил моток на плечи, и это, говорят, надо было видеть: медленно косолапя ногами в разбитых чоботах, обливаясь потом и негромко чертыхаясь, председатель колхоза нес тот моток несколько километров. Возле конторы бросил, постоял, отдуваясь, подумал и потащил дальше, на хозяйственный двор.

Примерно так тащился он тогда с пулеметом по ходам сообщений, по изрытому взрывами полю и удивлял встречных дурацким вопросом: где находится каптенармус с его складом. Склад оказался брошенным, каптенармус исчез. И опять по ходам сообщений и полем Макар побрел, разыскивая землянку взводного командира. «Да брось его, — сказал взводный. — Кому надо, подберет». Макар выполнил приказ, облегченно вздохнул и со спокойной душой отправился в долгий путь на Одессу.