Земледельцы

Но если хозяйство, его руководитель в частности (а то и не в частности, а прежде всего), будет жить только мыслью и заботой о том, чтобы исправно выполнять свои обязанности перед государством, хорошего, пригодного для нормальной жизни людей колхоза не получится. Существует много вещей, делать которые государство или не обязывает совсем, или обязывает не так строго, как продавать хлеб, но делать которые очень важно, — более того, от которых в конечном счете зависит количество и качество производимой колхозом продукции.

Сейчас это прописная истина, но кто-то по ней должен был начать жить первым, и среди первых был Макар Анисимович Посмитный, его колхоз.

В 1929 году, весной, подула первая на его взрослой памяти черная буря. Среди дня притухло, покраснело солнце, над землей летел чернозем, превратившийся в пыль, вырванные с корнями молодые деревца и почти все, что к тому времени было посеяно и взошло. В овраги, лощины, пересохшие русла ручьев нанесло песка, и кое-где они исчезли. К концу того же лета Макар вывел колхоз сажать первую лесную полосу. Сил, времени и посадочного материала хватило на шесть километров. С тех пор прибавляли каждый год — когда столько же, когда немного меньше. Воду возили в бочках, поливали из ведер. В 1934 году подула вторая буря. Опять поднялись и куда-то полетели посевы. Но одно поле было спасено — то, которое окаймляла лесная полоса, заложенная пять лет назад.

Одновременно сажали сады и виноградники. Это дело любили и хорошо в нем понимали переселенцы. Местные к нему были равнодушны, и решение о том, что вокруг каждого дома должен быть сад, Макару пришлось проводить через общее собрание. Сам он вкус ко всему зеленеющему и цветущему почувствовал случайно. Как-то ранней весной заглянул на хутор, где в ТОЗе председательствовал Иван Семенович Коваленко. Тот, окруженный девушками и молодыми женщинами, перебирал семена цветов. Макар посмотрел, послушал, несколько удивился тому, с каким серьезным, «научным» выражением лица Коваленко объясняет про эти цветы, и вернулся к себе. Здесь он впервые задумался, что хутор у него хоть и чистый, а голый, как колено, и если б не жара летом и не мороз зимой, то разобрать, что за время года на дворе, было бы невозможно.

К началу войны в колхозе уже было около 30 километров лесополос, 8 гектаров сада и виноградник, дававший по 100 центнеров с гектара. Был небольшой сад и при каждом доме. Когда подходило время, Посмитный отправлялся в питомник за саженцами и лично развозил их потом по дворам. Привезет, оставит и скажет хозяину: «Вот так, к утру шоб було посажено». Утром ходил проверять.

Это все была самодеятельность, то есть деятельность, не являвшаяся обязательной. Вкус к ней в Посмитном связывался с тягой к самостоятельности, к тому, чтобы думать обо всем своей головой в по-своему решать. Важнейшее из его решений — решение о самом себе, выбор образа жизни и поведения в колхозе, того образа, по которому мы до сих пор можем безошибочно судить, что такое настоящий председатель колхоза. Раз и навсегда он лишил себя и свою семью каких бы то ни было привилегий. В материальном и бытовом плане он оставался рядовым колхозником, обыкновенным крестьянином. У него было шестеро детей, а жена продолжала работать в поле. Как-то пропал двухлетний Виктор. Прибежала с поля, заметалась по огородам мать, прилетел на двуколке отец, бросили работу люди. Нашли далеко в карьере: спал на камнях; принесли. Детей Макар не бил, виделся с ними и говорил мало, но всегда о них помнил и судьбу им готовил особую. Да ничего он, правильнее сказать, и не готовил. Как сам когда-то двенадцати лет погонщиком лошадей — «Держусь за уздечку, конь махнет головой, и я лечу», — так и дети. Только не с двенадцати, а с девяти, с десяти. В том не было обдуманного расчета сделать из них крестьян. Что они родились ими и умрут — это разумелось само собой.

Питались не лучше других, ели не приготовленное как следует, не поданное — кто там будет готовить и подавать, если мать с зари до зари в поле, — а работали больше. Не всегда это было в удовольствие; и когда где-нибудь люди начинали сетовать на норму, дети Макара сетовали тоже. И когда кто-нибудь начинал гордиться заработком, дети Макара гордились тоже. Что же до него самого, то и он всегда открыто делился на людях своей радостью, если получал много, и разочарованием, если получал меньше, чем хотелось. В 1948 году уговаривал пообедать заехавшего в колхоз одного из тогдашних руководителей Украины: «Думаете, нечем угостить? Так я ж один семьсот пудов хлеба получил!»