Земледельцы

Люди ждали, и он-таки произнес свою речь. Зазвенели стаканы, загудели голоса. Возле себя Макар посадил двух приезжих — это были военный журналист и политработник с Черноморского флота. Они приехали писать о бывших фронтовиках, но Посмитный сообразил, что может использовать такой случай с пользой для хозяйства. Подобные вещи он соображал всегда очень быстро. Военный флот — это же моторы, много электрических моторов. Подливал гостям в стаканы, подвигал закуски и, уже отключенный от свадьбы, долбил в одну точку: «Моторов у меня, хлопцы, нету». Те вернулись в Одессу, доложили своему командованию, оно прикинуло: с войны стоят старые тральщики с моторами. И завертелось… Собрали митинг моряков, приняли письмо о шефстве над колхозом бывшего артиллериста Посмитного. В колхоз поехали электрики, повезли двигатели, начали их устанавливать — и на току, и на мельнице, и в мастерской. Некоторые, демобилизовавшись, прибыли в колхоз навсегда, поженились на местных девушках.

А началось все с того, что Макар со вниманием отнесся к двум скромным флотским лейтенантам, привел их к себе домой, накормил жареной картошкой, угостил самодельным вином, потом пригласил на свадьбу Серафимы. Один из тех лейтенантов, журналист, вскоре приехал снова, привез игрушки детям. Макар обрадовался, схватил ящик с игрушками, побежал в школу, прервал уроки: «Хлопцы, смотрите!»

В те годы на него оказывал большое влияние знаменитый колхозный председатель из-под Киева Федор Дубковецкий, впоследствии, как и Посмитный, ставший дважды Героем Социалистического Труда. Дубковецкий был образованным человеком, еще до революции сумел выучиться на авиамеханика. Он тоже организовал коллективное крестьянское хозяйство задолго до массовой коллективизации. На первом собрании спросил: «Кто в природе самый трудолюбивый, чистый, дружный?» — «Пчела», — ответили люди. «А где живет?» — «В улье». — «Вот и название: «Улей и пчела». Летом двадцать четвертого года хлеб для уборки поделили по семьям. Ему, председателю, досталось пять гектаров ячменя и гектар овса. Помогала жена, бывшая на сносях. Однажды пошла в село, не дождавшись вечера. Он вернулся с поля, а у него уже сын.

Дубковецкий в своем хозяйстве сам составил проект одного дома на всех; за лето двадцать седьмого года его построили: с 46 комнатами, общей кухней, пекарней, столовой, прачечной, детским садом. В столовой было, как в современных санаториях. Можно было выбирать себе меню на завтра, а повара и пекари предварительно учились на курсах. Когда довелось переходить с устава такой коммуны на Устав колхоза, многие жалели и кое-что от коммуны решили оставить: например, пекарню, откуда до сих пор берут хлеб по талонам. Это перенял от Дубковецкого Посмитный. И устройство ванных комнат в домах колхозников — тоже от него, от Федора Ивановича.

У них шло соперничество. Дубковецкий узнал, что железная дорога страдает без веников, договорился с начальником и пошел вязать. Кучу денег навязал! Макару завидно, и он сеет два гектара чеснока. Посылает гонцов на Дальний Восток — и поехало: туда чеснок, оттуда деньги. В этом они были одинаковы.

После войны у Макара Анисимовича вышел крупный конфликт с сыном Виктором. Вернувшись с фронта, тот, не поступая в колхоз, определился в Одесскую зубоврачебную школу. Так отец год не передавал ему куска хлеба! А год был сорок шестой…

— Может, хоть мать? — спросил я как-то Виктора Макаровича. — Тайком, может, как-нибудь?

— Ну да, попробуй она тайком, — мрачно ответил он.

«Сколько ж раз, — подумал я, — он, Макар, бывал за тот год в Одессе, и не без того, наверное, чтоб не захватить узелок для кого-нибудь из нужных хозяйству людей, — да не может быть, чтоб не хотелось ему зайти с тем узелком к сыну, посмотреть, как живет, и оставить, сказав для выдержки характера: «Ешь незаработанное!! Ведь сын же, весь израненный, оба фронтовики… Может, и собирался, и к дому подходил, но не зашел ни разу. Такой, стало быть, большой была обида».

Только в колхозах я встречал таких людей. Они живут, будто все время произносят речь: колхоз — это неизбежно, колхоз — это хорошо, я ж говорил, я ж предсказывал. Безлошадные, безземельные, бестрепетные активисты… Все кругом уже давно: верившие — убедились, сомневавшиеся — поверили, не смирявшиеся — смирились, а такой все чувствует себя, словно в первый день коллективизации. Не эта ли потребность видеть разделенной свою страсть, свою любовь делала Макара непримиримым к сыну?

Под новый, 1951 год старший сын Посмитного, Михаил, без спросу взял колхозную машину, посадил музыкантов и поехал в Джугастрово праздновать. Макар Анисимович узнал и собрал правление колхоза. Сформулировал. глядя в стол, повестку: «О невозможном поступке моего сына Михаила».

«Постановили:

1. На месяц снять его с машины, послать на рядовые работы.

2. Вычесть из зарплаты стоимость бензина и амортизации грузовика».

Той амортизации было пять километров в один конец…