Земледельцы

Судя по сохранившемуся отчету[8], Ганя с ответственной обязанностью справился превосходно: уже в первое лето около десяти студентов отправились в Туркестан — на Андижанское опытное поле и опытную станцию под Ташкентом. Что же касается самого Зайцева, то вместо с Иваном Быковым он решил ехать в Голодную степь — туда, где годом раньше проходил практику В. К. Смирнов, порекомендовавший их М. М. Бушуеву.

«Пять дней нас нес поезд в неведомую даль, — записал Ганя в дневнике, — и мы сидели, прижавшись друг к другу, не сознавая ясно о том, что нас ждало впереди, чувствуя лишь одно, что мы представлены в единственное утешение друг другу, и потому боялись даже отойти далеко, как бы опасаясь за целость нашего союза <…>. Дорожная обстановка, наш уголок, шахматы — мы так с ними сроднились, что жалко было расставаться со всем этим».

Дорога. Для одного из них она станет недолгим эпизодом в жизни, для другого — судьбой. Не подозревал Ганя Зайцев, сколько бед выпадет на его долю, когда гражданская война закроет эту дорогу, не подозревал, что по ней же отправится в последний свой путь…

За окном развертывались быстро меняющиеся картины. Заснеженные поля. Ледоход на Волге. И вот уже буйная зелень на станции Келес. Яркие ковры красных маков под Ташкентом. А вот и Голодная степь, самим названием своим внушавшая недоброе чувство и неожиданно расстелившаяся перед взором сочно-зеленым бескрайним ковром.

Вскоре, когда начался летний зной, они в полной мере познали норов Голодной степи — этой выжженной солнцем, плоской, как стол, равнины, покрытой редкими серыми кустиками верблюжьей колючки да грязно-белыми, словно поздний не стаявший снег, лишаями солончаков.

Им пришлось испытать невыносимую жару, жажду, смертельную усталость после тяжелейшей работы, ибо М. М. Бушуев требовал полной отдачи сил (Лидия Владимировна вспоминала в одном из писем эпизод, относившийся, правда, к более позднему времени: однажды лаборантка заговорила о красоте заката, на что Бушуев тут же возразил, что она, по-видимому, не очень прилежно трудилась в течение дня, если способна восхищаться закатом).

Практикантами М. М. Бушуев остался доволен. В отчете за 1912 год он указал, что «успеху работ в значительной мере опытное поле обязано необыкновенному трудолюбию добросовестных и талантливых сотрудников-студентов». И, перечисляя их, первым назвал Г. С. Зайцева.

А вскоре после его отъезда Михаил Михайлович Бушуев понял, что у него работал не просто старательный практикант, но подающий немалые надежды ученый. Понял потому, что Зайцев прислал ему свой практикантский отчет. Ознакомившись с ним, Михаил Михайлович написал:

«…увидите сами, когда предсказания Ваши были верны и насколько ценен Ваш краткий, но замечательный по ясности и солидности отчет»[9].

После практики контакты Зайцева с Бушуевым не прекратились. Секретарь Туркестанского кружка и впредь должен был подыскивать товарищам места для прохождения практики, а у Бушуева были свои, не менее веские причины поддерживать связи с недавним практикантом.

Намечались крупные преобразования в опытном деле Туркестана, на что удалось получить субсидию от правительства. Всего в Туркестанском крае существовала одна опытная станция и четыре опытных поля. А с 1913 года начинала работу еще Селекционная станция в Фергане, и, кроме того, два опытных поля преобразовывались в станции. Станцией становилось и Голодностепское опытное поле.

А это означало не только смену вывески.

Требовалось расширить работу, углубить исследования, развернуть их в различных направлениях, основать новые отделы и отделения. А для всего этого — расширить штат научных работников. И таковых надо было сыскать.

«До сих пор мы не нашли ассистента-селекционера, энтомолога и садовода, — писал М. М. Бушуев Зайцеву в сентябре 1913 года. — Может быть, Вы согласитесь стать полеводом-ассистентом? Это был бы для опытной станции лучший выбор».

И в феврале 1914-го опять:

«Кое-кто из окончивших курс Московского с. х. института и Киевского политехникума подал уже заявление о зачислении на Голодностепскую опытную станцию, но, по правде сказать, на должность ассистента-полевода (или селекционера) я все время думал пригласить Вас, и так как Вы, заканчивая экзамены весной этого года, могли бы обосноваться в Туркестане, то я вновь прошу Вас занять место одного из ассистентов (полевода или селекционера) при станции». И дальше: «Было бы хорошо устроить для Вас, если согласитесь на должность селекционера, командировку для осмотра (и ознакомления) русских опытных и селекционных станций, что можно было бы устроить немедленно по окончании экзаменов. Само собой разумеется, что с вопросами селекционной методики и организацией селекционного дела было бы желательно ознакомиться в первую голову у Рудзинского — на институтской селекционной станции».

Итак, Бушуев дважды предложил ему должность селекционера. И ведь именно к селекции Зайцев чувствовал все возрастающее тяготение.

Но он медлил с ответом. Колебался…