Хуже было то, что против Земледелии восстал Семен Хрисанфович. Сломить его сопротивление в конце концов удалось: Ганю поддержала мать. Однако юноша зря потерял год. И еще шесть лет ему предстояло оттрубить в Земледелке…
…Основанная в 1822 году при Московском обществе сельского хозяйства с целью «хотя в малом виде <…> исполнить на самом деле опыты хлебопашества», Земледелка была старейшей и славнейшей агрономической школой России.
Устроителем и первым директором ее был Михаил Григорьевич Павлов.
Щедро одарила природа этого мужа — и мудростью, и статью, и неукротимо-деятельным характером. Физик и математик, врач и агроном, общественный деятель и философ, оратор и публицист, он в первую голову радел о просвещении соотечественников по части хлебопашества — исконного занятия российского люда.
Земледелка при нем давала воспитанникам такие знания, которые ставили их на уровень самых высоких достижений науки, то есть была, по существу, высшим учебным заведением.
В последующие годы задачи школы стали скромнее.
Наука стремительно уходила вперед, а подготовка поступавших в Земледелку оставалась низкой. И все же агрономические знания она давала такие, что выпускники ее по некоторым дисциплинам могли вполне сдать экзамены в самой Петровке.
Правда, в общем развитии большинство учеников Земледелии заметно уступало гимназистам и реалистам. Отчасти потому, что многие приезжали в школу из провинции, даже из глухих деревень; отчасти же из-за узости самих программ обучения.
Однако Ганя Зайцев к этому большинству не принадлежал.
Пробудившееся под влиянием Белинского стремление к прекрасному незаметно стало его органичной потребностью. В рисовании он, например, нисколько не уступал Коле, ставшему впоследствии художником-профессионалом. Ганя сочинял стихи и даже пьесы, сам ставил спектакли и исполнял в них различные роли. Без чьей-либо помощи освоил нотную грамоту, а затем выучился играть на мандолине, скрипке, фисгармонии и, наконец, на рояле, который купил Константин.
Веселый и общительный в домашнем кругу, Ганя на людях становился угрюмым и замкнутым, с соучениками сближался туго, да и только с теми, кто приходил к нему музицировать.
Один из его друзей-музыкантов, студент, которого все звали Николаевичем, был настолько беден, что форменную студенческую тужурку надевал прямо на голое тело: рубахи у него не было. Получив небольшое наследство, он, ни минуты не раздумывая, купил большой концертный рояль, который едва удалось втиснуть в его крохотную каморку. Денег ему хватило «тютелька в тютельку». Обладатель рояля так и остался без рубашки…
Нечто похожее через много лет сделал и Зайцев, хотя к тому времени давно уже не был студентом, имел семью, и у него подрастало двое детей. В 1923 году в Москве открылась Всероссийская сельскохозяйственная выставка. Экспонаты Туркестанской селекционной станции заметно на ней выделялись и были отмечены дипломом первой степени, а заведующий получил премию: двухмесячный оклад и 50 метров мануфактуры.
«У нас в то время не было еще никакой обстановки, — вспоминала Лидия Владимировна Зайцева, — не было ни стульев, ни дивана, ни шкафов для книг, а только деревянная полка, был только буфет ивановский[5]
и книжный шкаф, который <…> дан был Г. С. в Ташкенте, кажется, из комисс. земледелия (эти два шкафа разгораживали комнату)»[6].К этому можно добавить, что с одеждой у них в ту пору было не лучше, чем с мебелью.
Но Гавриил Семенович обратил все 50 метров мануфактуры в наличные, приложил к ним двухмесячный оклад и купил по случаю старенькое пианино. И когда оно, преодолев недлинный, но ухабистый путь из Ташкента в Ивановку, целехонькое, наконец, водворилось в его квартире, у них, по воспоминаниям Лидии Владимировны, «была такая невероятная радость, что я всю ночь не могла уснуть».
Гавриил Семенович играл Бетховена, Гайдна, Моцарта, Чайковского, Шумана, Шуберта, Шопена… Высоким профессиональным мастерством, разумеется, не владел и потому технически сложных вещей избегал. Но то, что играл, играл по-своему, проникновенно, не копируя манеру известных пианистов.
Только один из соучеников Зайцева не был особенно музыкален и все же сумел подобрать ключ к его сердцу.
…Ваня Быков, приехавший из Коломны, в казенном общежитии сильно тосковал по семейному уюту и счастлив был провести час-другой у Зайцевых. Заметив это, Ганя стал чаще приглашать его к себе.
Завязавшаяся дружба с годами крепла. Вместе с Ваней Быковым Ганя поступил потом в институт, вместе ездил на практику, в его честь Иваном назвал сына… Это его имел он в виду, когда писал в дневнике, что друзьями мы называем тех «случайно встреченных, в ком нашли отзвук своей душе».
Сестра Ивана Владимировича Быкова, Клавдия Владимировна, до сих пор вспоминает его дерзкие розыгрыши и проделки, говорящие о живости характера и своеобразном юморе.
Таким, однако, Иван становился лишь дома, когда приезжал на каникулы в Коломну.