Земледельцы

Из записей в Ганином дневнике перед нами встает совсем другой образ: юноши мечтательного, начитанного, склонного скорее к меланхолической созерцательности, нежели к активному действию. Ганя и сам не заражен избытком оптимизма, а с другом спорит:

«В[анино] изречение: чем человек развитее, тем он несчастнее. Я прибавлю: но в этом его и счастье».

Или другая, более развернутая запись:

«Милый друг, мне больно и грустно…

Неужели никаких порывов, никаких стремлений, во имя хотя бы и сумасбродных идей? Да, мы не хотим сумасбродства, но в нас нет и того, что можно назвать положительным. Мы равнодушны к своей молодой жизни; вечное и бессмертное не зажигает в нас духа борьбы и стремлений, потому что мы даже не можем предвкушать сладости побед… Ты не скрываешь этого; ты говоришь, что не находишь в жизни ничего, чему мог бы отдаться всею душою. Но неужели «изо всей гаммы мировых звуков единственный звук, который не обманывает, — это звук погребального колокола»?[7] Нет, друг мой, смерть берет не все».

Ганины дневниковые записи показывают, что Ваню он любил нежно, требовательно и затаенно, как любят девушку. И даже через несколько лет, когда Ганя давно уже любил девушку, он записал:

«Лучшее, что у меня есть в жизни, — это мой друг. Я его люблю до самозабвения, и мотель, что я не одинок, меня всегда радует и заставляет забыть все невзгоды и страдания. Может ли быть иначе, когда моя душа с детства искала такого счастья».

Как и многих юношей его поколения, Ганю Зайцева не миновала волна революционных настроений, охвативших молодежь в 1905 году. В краткой своей автобиографии (к сожалению, слишком краткой) Гавриил Семенович писал, что «принимал участие в работе (по условиям того времени, нелегального) соцдемократического кружка и принимал участие в агитационной работе социалистического блока перед выборами во II Государственную Думу», и что после подавления декабрьского восстания «в связи с общим разочарованием» от политики отошел, укрепившись в стремлении посвятить себя науке.

В общем, годы учения в Земледелке принесли Зайцеву не только агрономические познания и «особое свидетельство» с правом поступления в вуз. То были годы формирования его личности. Право же, их стоило на это употребить.

Факт, однако, состоял в том, что в Московский сельскохозяйственный институт (так именовалась бывшая Петровская академия) Гавриил Зайцев поступил 23 лет. Его сверстники, в числе их Николай Вавилов, в том 1910 году вуз заканчивали.

Большой беды в этом, конечно, не было.

Никакой беды не было бы, если бы не одна большая беда: в 41-м помирать…

Глава третья

А как хорошо начиналась поездка! Впервые за все годы ехали в международном вагоне — чистое, теплое купе, всего двухместное. Может, и тесновато в таком купе с двумя-то детишками, да разве свои чада стесняют?

Как весел он был весь первый день, сколько новогодних историй напридумывал, занимая Ванятку и Масю, томившихся, конечно, вагонным однообразием!

Ему-то скучно быть не могло. Слишком о многом напоминала эта дорога.

_____

…Первый раз он проехал по ней семнадцатью годами раньше, в 1912-м, и не с юга на север, а с севера на юг. Поезд тогда тащился еще на сутки дольше — целых пятеро. Что толкнуло его пуститься в столь дальний и нелегкий путь? В краткой автобиографии своей он указал одну причину: желание «повидать Туркестан».

Желание это возникло, однако, не случайно.

Архивные материалы показывают, что в 1911 году в Петровке читал цикл лекций о хлопководстве Александр Евгеньевич Любченко. Один из ведущих ученых Туркестана, он побывал в Америке, где ознакомился с новейшими исследованиями в области хлопководства, и, между прочим, привез оттуда американку-жену.

Лекторский ли талант Любченко или экзотичность самого предмета привлекла молодежь, только после окончания лекций у некоторых студентов возникла мысль организовать Туркестанский кружок, дабы расширить познания и, если окажется возможным, побывать в Средней Азии на практике.

Председателем кружка студенты избрали В. К. Смирнова, по-видимому, старшекурсника. Он уже проходил практику в Голодной степи и, по отзыву заведующего опытным полем М. М. Бушуева, был «особенно энергичен и тщателен». «Не знавший устали, проводивший на поле целые дни под палящими лучами туркестанского солнца, рисковавший на своем рисе (входившем в порученный ему севооборот) захватить малярию» — так охарактеризовал В. К. Смирнова М. М. Бушуев.

А секретарем кружка товарищи избрали Гавриила Зайцева и именно на него возложили обязанность установить связи с сельскохозяйственными опытными учреждениями Туркестана, выявить их потребности во временных практикантах и рекомендовать на вакантные места членов кружка.