Земледельцы

Недвижимость он спешно обратил в капитал и пустил его в оборот. А ведь под крылом Бахрушина как у Христа за пазухой жил! Но вечно дух беспокойства смущает человека. Собственное «дело» решил основать Семен Хрисанфович! И поплатился жестоко.

«Дело» лопнуло, капитал прогорел. Годами нажитое добро пошло с молотка, но оплатить все векселя так и не удалось. Скрыться пришлось на время, а то не миновать бы ему долговой тюрьмы.

В бедности с малолетства прозябать — тяжело; привыкать к ней — еще тяжелее.

Больно было с квартиры съезжать. Еще больнее детей забирать из школы.

Сам Семен Хрисанфович в науках не особенно разумел, но сыновей мечтал выучить по первому разряду. И вот прахом пошли мечты…

Константина и Сергея пришлось срочно определять на службу. Костя уехал в Харьков, стал там торговым служащим (по стопам отца пошел). Потом, после армии, вернулся в Москву и сделал-таки карьеру в торговом мире: жалованье получал триста рублей в месяц — что тебе университетский профессор. Благодаря его помощи и заканчивал образование Гавриил Семенович. Потому что Семен Хрисанфович уж не поднялся {коммерсант, что сапер, — ошибается один раз). Работу он, правда, нашел. Но больше сотенной до конца жизни не получал никогда.

Между тем подрастали младшие. О гимназии и даже реальном училище нечего было и помышлять. Скрепя сердце отдал Семен Хрисанфович Колю, а за ним и Ганю в Краснопрудное городское училище, самую что ни па есть захудалую начальную школу, где плата поменьше, учителя послабее, а программы составлены с таким расчетом, чтобы «кухаркиным детям» дорога в «приличное» общество была заказана.

Потом мальчиков определили в Московское городское казенное училище — школу тоже начальную, но «высшего типа». Ганю отдали сразу во второй класс, однако знаний у него оказалось маловато. Учитель вызывал мать, грозил оставить мальчика на второй год.

Ганя старался, стиснув зубы, но школьная премудрость давалась плохо. Сохранившиеся табеля[3] запечатлели эту большую драму маленького человека. Бреди отметок за четверти тройки рассыпаны куда гуще, нежели четверки. А в графе «естественная история» годовой балл — «2». На экзамене Ганя все же вырвал тройку, поэтому в «старшее отделение второго класса» его перевели.

На следующий год мучение продолжилось. И даже в третьем классе у будущего естествоиспытателя по естественной истории — сплошные тройки. Правда, на экзамене Ганя неожиданно получил «5». Возможно, отметки, выставлявшиеся ему в течение года, отражали уже не столько истинные знания ученика, сколько предвзятое отношение к нему учителя.

Табеля Зайцева-старшеклассника не сохранились, поэтому о дальнейших его школьных успехах мы судить не можем. Зато знаем более важное, ибо в дневнике своем он вспоминал, что со старшими классами городского училища совпал «неустойчивый, но важный момент» в его жизни.

Позднее, лет через пять или шесть, он писал сочинение «О страданиях в молодости», «со тех невзгодах и причинах их, которые касаются идейной стороны развития молодежи». Он утверждал, что «методы воспитания <…> отличаются своей примитивностью, косностью и узкостью в воззрениях»; его возмущало, что ребенок «многое ему непонятное <…> должен принять на веру, пока сам не узнает, что то, чему он верил, неправда»[4].

Во всем этом — отзвук собственных его разочарований.

«Переоценка ценностей, — писал Ганя, — связана обыкновенно с известными страданиями, которые бывают особенно чувствительны ввиду того обстоятельства, что юноша в этот период только что вступает в жизнь, и на пороге ее уже принужден производить коренную ломку всего своего мировоззрения».

В этот «период ломки» и «переоценки» два человека сыграли в его жизни решающую роль. Одного из них мы уже называли: это В. Г. Белинский. А другой — М. А. Новиков, студент Петровки. Ради заработка он преподавал в городском училище естественную историю и сумел привить к ней любовь юноше после того, как прежний учитель сделал, кажется, все, чтобы заставить его люто ее ненавидеть.

Белинский раскрыл перед Ганей «целый мир прекрасного в самом широком значении этого слова», и «благодаря ему, — вспоминал Ганя, — я не стоял на распутье, а шел».

М. А. Новиков тоже раскрыл перед ним «целый мир» — мир естествознания. Его влияние было тактичным, ненавязчивым, умным. Настолько, что ко времени окончания городского училища Ганя твердо решил пойти по стопам учителя, то есть стать агрономом. А для этого поступить в Петровку.

Но легко сказать — поступить в Петровку, когда у пятнадцатилетнего юноши всего лишь начальное образование!.. К намеченной цели вел только один путь: он лежал через Земледельческую школу. Поступить в нее было нетрудно: хватило бы знаний в объеме двух классов реального училища. Правда, не всех выпускников Земледелии принимали в высшую школу, а только лучших, оканчивавших с «особым свидетельством». Но это не смущало Ганю: ведь от него самого зависело — получить «особое»!